Мертвецы живут в раю - Жан-Клод Иззо Страница 22

— Я никогда не выхожу на рыбалку ради успеха.

— Только вот такой сом… (Она посмотрела на него с грустным видом.) И как же мы его приготовим? (Я пожал плечами.) Ба! С соусом «бель элен» он, может быть, сойдет.

— Понадобится краб, а его у меня нет.

— О! Да вы выглядите как в плохие дни. Бог мой, не надо так уж себя изводить, как говорится! Знаете, у меня есть тресковые язычки, которые маринуются со вчерашнего дня. Хотите, я завтра вас угощу?

— Никогда не пробовал. Где вы их взяли?

— Да племянница из Сета привезла. Я сама не ела их с того дня, как ушел мой бедный Туану. Ладно, я вам оставила суп с базиликом, он еще теплый. Хорошо, отдыхайте, а то на вас, в самом деле, лица нет.

Бабетта не колебалась ни секунды.

— Батисти, — объявила она.

Батисти. Черт! Почему я не подумал об этом раньше? Настолько очевидно, что мне даже в голову не приходило. Батисти был один из подручных Меме Герини, главаря марсельского преступного мира в сороковые годы. Он отошел от дел лет двадцать назад после бойни в «Танагре», баре в Старом порту, где четверо соперников, близких к Дзампе, были расстреляны. Батисти, друг Дзампы, чувствовал ли он, что ему угрожают? Бабетта этого не знала.

Батисти открыл небольшую импортно-экспортную фирму и беззаботно поживал, уважаемый всеми бандитами. Он никогда не принимал ничью сторону в войне преступных главарей, не проявлял ни малейшего стремления к власти и деньгам. Он давал советы, служил «почтовым ящиком», связывал людей друг с другом. При налете Спаджари в Ницце это Батисти в разгар ночи собрал «команду», способную вскрыть сейфы в «Сосьете Женераль». Людей с газовыми горелками. При дележе добычи он не взял свои комиссионные. Он просто оказал услугу, и все. Его зауважали еще больше. А уважение в преступном мире было лучшим страхованием жизни.

Однажды к нему «причалил» Маню. Обязательный заход, если не хотел оставаться жалким налетчиком. Маню долго колебался. После отъезда Уго он «работал» в одиночку. Не доверял никому. Но мелкие налеты становились опасны. К тому же конкуренция. Для многих молодых арабов налеты стали излюбленным «делом». Несколько удачных ограблений давали возможность подсобрать деньжат, необходимых, чтобы стать наркодилером и контролировать определенный участок, даже целый квартал. Гаэтан Дзампа, который восстановил преступную среду Марселя, повесился у себя в камере. Смуглый и Бельгиец пытались избежать нового распада. Они снова набирали людей.

Маню стал вкалывать на Бельгийца. По случаю. Батисти и Маню нравились друг другу. Маню обрел в нем отца, которого у него никогда не было. Идеального отца, который был похож на него, но не читал ему мораль. По-моему, худшего из отцов. Батисти я не выносил. Но я имел отца, и мне, действительно, жаловаться было не на что.

— Батисти, — повторила она. — Хватит думать об этом, миленький.

Очень довольная собой, Бабетта снова налила себе граппы. «Ваше здоровье», — сказала она, поднимая рюмку и улыбаясь одними губами. После кофе Онорина отправилась к себе немного отдохнуть. Мы остались на террасе, лежа в купальных костюмах на шезлонгах под пляжным зонтом. Жара сжимала нас тисками. Бабетте я позвонил вчера вечером, и к счастью, она оказалась дома.

— Значит, роковой красавец, ты, наконец-то, решил на мне жениться?

— Просто пригласить тебя, моя красавица. На обед, ко мне, завтра.

— Ты хочешь попросить меня об услуге? Все такой же подлец! Сколько же мы не виделись? А? Спорю, ты даже этого не помнишь.

— Гм… Ну, месяца три.

— Восемь, идиот ты эдакий! Наверное, ты шлялся повсюду и спал с кем попало.

— Только со шлюхами.

— Фу! Срам какой. В то время, как я умираю от тоски. (Она вздохнула.) Хорошо, а что в меню?

— Тресковые язычки, жареный морской сом, лазанья с укропом.

— Ты полный дурак или нет? Я спрашиваю тебя, о чем ты хочешь со мной поговорить? Чтобы я что-то проверила…

— Ты должна мне объяснить, что сейчас происходит в преступном мире.

— Это из-за твоих дружков? Я читала об Уго. Очень сожалею.

— Может, и так.

— Послушай! О чем ты только что говорил? О тресковых язычках? Это вкусно?

— Ни разу не пробовал, моя красавица. Это будет в первый раз, вместе с тобой.

— Гм. А не устроить ли нам прямо сейчас небольшую закусочку? Я приношу мою ночную рубашечку и поставляю презервативы! У меня есть голубые, под цвет твоих глаз!

— Понимаешь, сейчас уже полночь, простыни грязные, а чистые неглаженные.

— Дерьмо!

Она повесила трубку. Со смехом.

С Бабеттой я был знаком уже двадцать пять лет. Я встретил ее однажды ночью в «Пеано». Ее недавно взяли корректором в газету «Марсейз». У нас была связь, такая, как у каждого в то время. Она могла длиться одну ночь или неделю. Никогда дольше.

Мы вновь встретились на пресс-конференции, на которой был представлен план реорганизации Бригад по наблюдению за секторами. И я в качестве «приглашенной звезды». Она стала журналисткой, специализировалась на хронике происшествий, потом ушла из газеты и стала работать самостоятельно. Она регулярно пописывала в «Канар Аншенэ», а ежедневные газеты и еженедельники довольно часто доверяли ей проведение крупных расследований. Она знала гораздо больше меня о преступности, о политике в сфере безопасности и уголовном мире Марселя. Настоящая ходячая энциклопедия, хорошенькая до невозможности. Чем-то она напоминала мадонну Боттичелли. Но в ее глазах можно было прочесть, что вдохновляет ее не Бог, а жизнь. И все наслаждения, которые ей сопутствуют.

У нас опять была короткая связь. Такая же короткая, как и первая. Но нам очень нравилось встречаться. Пообедать вдвоем, провести ночь. Уик-энд. Она ничего не ждала. Я ничего не просил. До следующего раза каждый возвращался к своим делам. Вплоть до того дня, когда следующего раза уже не будет. А в последний раз мы с ней поняли, что больше встречаться не станем.

Я занялся готовкой рано утром, слушая старые блюзы зажигательного Хопкинса. Почистив морского сома, я набил ему брюхо укропом, потом полил оливковым маслом. Затем я приготовил соус для лазаньи. Остальной укроп отварил на маленьком огне в соленой воде, добавив немного сливочного масла. На раскаленной сковородке я обжарил нарезанный тонкими кружочками репчатый лук, чеснок и мелкорубленый стручковый перец. Влив столовую ложку уксуса, я потом добавил помидоры, ошпаренные кипятком и нарезанные мелкими кубиками. Когда вода испарилась, я выложил на сковороду укроп.

Я наконец успокоился. Готовка всегда так на меня действовала. Ум больше не блуждал по сложным лабиринтам мыслей. Он встал на службу запахов, вкуса. Удовольствие.

Бабетта вошла под звуки «Последнего ночного блюза», в ту минуту, когда я налил себе третью порцию анисового ликера. Она была в черных джинсах, очень узких джинсах, в голубой, под цвет глаз, тенниске. На длинных и курчавых волосах белая полотняная фуражка. Мы были ровесники, но она, казалось, не старела. Любая крохотная морщинка у глаз или в уголках губ усиливала ее очарование. Она это знала и умело этим пользовалась. Меня это неизменно волновало. Она понюхала запах над сковородкой, потом подставила мне губы.