Фильма пятая. Фильма шестая - Борис Акунин Страница 22

Зепп видел листок английской бумаги с монограммой. Там былотолько две строчки, обе из Писания:

«Вот, яростный вихрь идет от Господа, вихрь грозный; онпадет на голову нечестивых.

(Иеремия, 30:23).

Над тобою воссияет Господь, и слава Его явится над тобою.

(Исайя, 60:2)»

И подпись: «А.»

Истолковать это можно было только в одном смысле:пророческая сила Святого Старца наверху оценена и признана. Опале скоро конец.Очевидно, «мама» написала «папе» в Ставку. В положительном результате несомневается.

После получения записки Странник расцвел. Из дома он теперьникуда не отлучался – и стращать не пришлось. Дело было не только в нехорошихлюдях на крыше, которые то появлялись, то исчезали. Григорий не отдалялся отаппарата, ждал Главного Звонка.

– Теперя позовут, – уверенно говорил он. – Не завтра –послезавтра. Малóго лечить надоть…

Верный Емеля был неотлучно при Учителе, а как же.

Чай уже из ушей выливался, но всё доили самовар, толковали оразной всячине. Посетителей в эти дни «странный человек» не принимал.

Теофельса забавляло, что богоносец уже сам прочно уверовал всвое предсказание – запамятовал, как винился в грехе злоболтания.

Но однажды случилось кое-что, после чего скептик былвынужден призадуматься.

– Заглянул я Зайцу энтому в его зенки – и как наяву узрел:рожу распухшую, язык торчит. Во какая во мне сила, – в десятый раз хвасталСтранник.

Слушатель почтительно кивал.

– Еще что узрели, отче?

Тот прищурился.

– Не могу объяснить… Быдто четыре рога у него из башки,бронзовые… И по-над ими аньгел белый, с луком-стрелою… Такое мне было видение,а в каком смысле-разуме, не вмещаю. Ну, роги – понятно. Но кто на себя рукинаклал, тому аньгел вроде и не положен?

Здесь-то Зепп и вздрогнул. Вспомнил вдруг, отчетливо:Зайцевич висел на люстре с четырьмя бронзовыми рожками, а на потолке, вокруглюстры, лепнина – амурчик с луком. Узнать про этакие подробности Страннику былоабсолютно неоткуда.

Мистика!

И пришел Теофельс в состояние, для него не характерное – всмущение духа.

Налицо был явный, неоспоримый факт, которому уж точно немогло быть никаких рациональных объяснений. Вся логическая натура разведчикапротестовала против этого обстоятельства.

Не бывает никаких пророчеств! Нет никаких чудес!Непостижимых явлений тоже! Он всегда на этом стоял, неколебимо.

А что-то такое, оказывается, все-таки существует…

Это требует осмысления и кое-какого изменения жизненныхкоординат, дал себе задачу Теофельс – на потом, поразмышлять на досуге.

И свое отношение к «странному человеку» с сей минутынесколько скорректировал. Стал осторожней. Черт их, провидцев, знает, чего отних ожидать.

Даже мигрень от потрясения началась, мучительная. Это еще ибессонная ночь сказалась.

А Странник возьми и скажи:

– Что морщишься? Башка, чай, болит? Я вижу. Нут-ко, поди,сядь передо мной.

Взял Зеппа одной рукой за лоб, другой за затылок.

– Не надувайся, не противься. Ишь, натужился! Двери-тооткрой. А то у меня вся сила стратится, в дверь твою тыркаться. Надо чтоб моядуша с твоею соплелась. Как волоса в косицу…

Майор позволил себе немного расслабиться – и вдруг ощутил втеменной области, где гнездилась мигрень, странную прохладу. Странник пошепталчто-то, оттолкнул Зеппа от себя.

– Всё. Не болит уже. Я вот тебе свой гребень подарю. Будетбашка трещать – почеши, пройдет. Я этак от похмелья поправляюся.

Совсем тут растерялся убежденный рационалист. Подумал:проклятая страна, воздух тут что ли такой – небылицы мерещатся.

От размягчения воли, от растерянности мог сделатькакую-нибудь ошибку. Но тут случился инцидент, заставивший Зеппа забыть омистической блажи.

Сначала донесся шум со стороны входа. Женские голоса, крики.

Это было удивительно. Хоть в квартире постоянно находилосьмножество женщин (Зепп так и не мог их сосчитать), здесь никогда не кричали –Странник «бабьего ору» не любил. Плакали часто, шептались и молилисьбеспрестанно, но чтобы звонкий молодой голос вот так, на весь коридор вопил:

– Пустите меня, пустите! Я знаю, он здесь! Добрые людинаучили! Тимо-оша! Тимофей Иваныч! Что вы с ним сделали, шептуньи?

Если б голос не звал «Тимошу», Теофельс нипочем не догадалсябы, кто кричит. А так – успел вскочить! и ретироваться в темный уголок, закафельную печь. Горничной Зине видеть здесь «господина Базарова», былосовершенно ни к чему.

Шумная девица уже прорвалась и на кухню. В рукава, в подолей вцепились несколько старушек-чернавок, но Зина волокла их за собой. Кто бымог подумать, что под кружевным передником бьется столь горячее сердце?

Григорий изумленно глядел на воинственную особу, сумевшуюпреодолеть все препоны.

– Ты кто?

– Куда ты его дел, злой старик? Он раненый, он не понимает!Что тебе от него надо? – со слезами воскликнула Зина. – Ты его заколдовал!

Пока разбирались, кто она такая и зачем пожаловала,Теофельс, вжав голову, прошмыгнул в каморку, где спал Тимо. Тот всегда спал,когда нечем было себя занять.

– Вставай, разбиватель сердец! – пнул его Зепп.

Помощник сел на топчане, в руке у него словно сам по себевозник револьвер.

– Was? Что слючилос?

– Полюбуйся. Выгляни в щелку.

Тимо выглянул.

С агрессоршей общими усилиями кое-как совладали – вытолкалив коридор. Она упиралась, плакала.

– Тимоша! Я тебя неделю искала! Ты хоть живой?

После того как операция «Ее светлость» перестала бытьактуальной, бывать у княгини Теофельс, конечно, перестал. Написал, что срочныедела требуют присутствия на прииске – и адьё. Естественно, и «Тимоше» стало недо амуров с субреткой.

– М-да, – хмуро молвил Зепп. – Ночевала тучка золотая нагруди утеса-великана.

– Она меня искаль. – Тимо вздохнул. – Она саботился. Карошидевушка.

Но майор был настроен неромантично.

– Она не отвяжется. Знаю я влюбленных женщин. Это проблема,Тимо. Ты создал, ты и реши. Мне сейчас осложнения ни к чему.

Слуга-наперсник жалобно сморщил и без того жеваное лицо:

– Нет, пашалуста…

Скажите, какие нежности. От Тимо он этого никак не ожидал.