Злые боги Нью-Йорка - Линдси Фэй Страница 22

– Почему же? – спросил я, сжимая свою звезду в предвкушении, как я швырну ее прямо в лицо брата.

– Потому что мы нашли скопытившегося птенчика на Мерсер-стрит, в моем округе, – ответил Вал. – Одежды сан, весь разделанный, увидишь – срубишь весь завтрак на пол. Клёвый маленький пацан был. Симпатичный такой, как их делают. Мы стараемся приберечь эдакие новости, но проще сказать, чем… а где, дьявол тебя раздери, твоя медная звезда, юный Джек Денди?

К своему собственному величайшему удивлению, когда я достал звезду из кармана, я не швырнул ее брату в лицо. Я прицепил ее на место.

Все гонения, которым истинная Церковь подвергалась со стороны язычников, евреев и всего мира, ничто в сравнении с теми, которые она переживает от неумолимой жестокости самого ненасытного убийцы людей.

О папе, от Оранжистского общества протестантской реформации, 1843 год

В то утро я так и не вернулся к своему патрулированию. Мэтселл отправил меня с Валом в новое здание полицейского участка Восьмого округа, на углу Принс и Вустер-стрит. Конечно, я яростно отстаивал свою линию. Тем временем разошлись слухи о моей находке Айдана Рафферти, и это наверняка было принято к сведению. Полагаю, шеф решил не давить на потрясенного недавнего рекрута, поскольку тело младенца занимает одну из первых строчек в списке наихудших способов провести утро, даже в Нью-Йорке. О чем Валентайн, с присущим ему беспредельным тактом, напомнил мне, пока мы рысили на север в наемной повозке.

– Слышал о том задушенном ирландском крохотуле. Небось тебе здорово захотелось свалить, а? – спросил он, сложив руки на набалдашнике трости и небрежно расставив ноги, насколько это возможно в двухколесном экипаже.

Молодое лицо Вала стягивало раздражение, вечные мешки под глазами заметно припухли.

– Веселенькое бы время ты мне обеспечил, Тим. Я обещал Мэтселлу, что ты будешь на высоте.

– Не припомню, чтобы я просил тебя о чем-то таком.

– Ничего, пустяки. Не будь такой язвой.

Мой взгляд лениво прошелся по рукам брата, переплетенным на трости. Пальцы чуть подрагивали. Я перевел взгляд и посмотрел на зрачки.

– Ты трезв, – вслух размышлял я; когда я увидел брата, то предположил, что он, тоскуя по любимым пожарам, остекленел от морфина. – Интересно, с чего бы.

– Потому что я капитан, доверенная фигура, а сегодня днем у нас встреча комитета демократов. Интересно, а с чего это тебе захотелось взглянуть на другого окоченевшего птенчика? Проснулся вкус к карликовым ухмылкам?

Под ухмылками, разумеется, он подразумевал черепа.

– Не пори чушь. Лучше расскажи, что там случилось.

Валентайн объяснил. На рассвете некая шлюха по имени Дженни прогуливалась своим обычным бездумным маршрутом в поисках очередного клиента и проходила мимо мусорного бочонка рядом с каким-то ресторанчиком. По-видимому, этот бочонок был неиссякаемым источником еды, а Дженни потратила последнюю монету на утреннюю порцию виски, и потому она сняла крышку, рассчитывая, как часто случалось, отыскать корки устричного пирога или утиные кости. А может, если повезет, недоеденную жареную телятину. Но содержимое бочонка снесло ей крышу, и она заорала. В конце концов, Дженни отыскала патрульного, и тот отнес тело в участок. Неожиданно я с легким удивлением задумался, а что бы случилось с телом до появления нас, полиции. Но об этом можно только гадать. Мне хотелось думать, что сторож хотя бы тщательно осмотрит тело, наверное, даже вызовет своего начальника, и только потом отправит на кладбище для бедняков.

– Слава богу, он сразу потащил тело в участок, – добавил Вал, когда мы свернули к обочине, и бросил пару монет вознице. – Хреновый хлебушек выйдет – не успели создать полицию, а повсюду уже валяются мертвые дети вперемежку с устричными раковинами. Сюда, он в погребе. Через пару минут должен подойти доктор.

Тихая улица была утыкана зеленью. На фасаде неприметного здания висела очень официальная доска, а у входа стоял полицейский, черный ирландец, с замершим взглядом, от которого у меня по шее пробежали мурашки. Замкнутый, больной взгляд. Когда мы прошли небольшую комнатку, я даже обрадовался, что брат шагает рядом. А потом сказал себе, его выражением: «Хватит быть чертовым молокососом».

Мы спустились по черной лестнице, не беря фонаря – в нижнем помещении горел свет. Комната, в которую мы спустились, больше напоминала сухую пещерку, чем подвал. В углу валяется мешок с яблоками, для голодных ночных дежурных, три большие масляные лампы превращают тени в нечто резкое и черное, как угрозы. Внизу было градусов на десять холоднее, чем снаружи. Здесь пахло деревом, дерном, подземный аромат, приятный еще с тех пор, как я лазал в погреб за картошкой для мамы. Но к нему примешивался другой запах – мерзко-сладостный и ободранный. На столе посреди комнаты лежал предмет, прикрытый серой парусиной.

– Ну, давай, – подзадорил меня Вал. – Хотел увидеть, что это за работенка? Ну так прошу к столу, Тимми.

Если и есть какое-то слово, которое действует на меня, как открытый вызов, то это слово «Тимми». Я подошел и отдернул парусину. Под ней было такое, что поначалу я не смог с собой совладать. Вал прав, для такого у меня недостаточно мужества. Меня накрыла та же тошнотворная, выворачивающая волна, что и тогда, при виде маленького сжатого кулачка Айдана Рафферти. Я смотрел на тело, и тут в моей голове раздался щелчок. Мне все же стоило подробнее расспросить Птичку, узнать у нее смысл фразы «они разрежут его на части». Не знаю почему, но это желание шло из каких-то глубин души.

Однако тут еще какая-то ерунда.

– Маловато крови, а? Учитывая, что с ним случилось.

– Ты прав, – только и ответил он.

Удивился. Вал скрестил на груди могучие руки и подошел ко мне.

Мальчику было около двенадцати. Явно ирландец. Прекрасная чистая кожа и светло-песочные кудри, искаженное лицо, но глаза мирно прикрыты, будто в изнеможении. Правда, он был не просто мертв. Он был именно разделан, как и сказал Вал. Торс парнишки вскрыли чем-то вроде ножовки, в форме креста. На нас пялились обрывки мышц и внутренние органы, наружу торчали куски ребер. Два огромных пересекающихся разреза. Я не знал, как правильно называются все эти разорванные жилы и осколки распиленных костей. Но я точно знал, что на теле бедного птенчика вырезали крест и что вскрытая грудная клетка странно чиста. Залитая кровью ночная рубашка Птички металась перед моими глазами, как флаг, принесенный с войны.

– Кто он?

– Откуда, черт возьми, я-то знаю? – раздраженно бросил Вал, зеленые глаза сверкнули.

– Он есть в списках пропавших? Какой-нибудь ребенок, похожий на него?

– Ты что, башка? Думаешь, мы не проверили это первым делом? Во всяком случае, он стопудовый ирландец. Ты вообще представляешь, как они ищут пропавших детей? Ты еще посоветуй родителям завести дворецкого, присматривать за блохами.