Горячий лед - Фридрих Незнанский Страница 22

«Все это непонятно, — думал Гордеев. — Какой-то странный треугольник. Люди, совершают поступки, объяснение которых не поддается никакой логике. Жена обвиняет собственного мужа в убийстве. Муж, вместо того чтобы рвать и метать от злости, рассказывает про обостренное чувство справедливости своей жены, беспокоится о ней и уверен, что она чудная женщина. Любовница горячо любит все это сумасшедшее семейство, беспокоится о своем ненаглядном Соболеве, нанимает тому адвоката, который самому Соболеву, как выясняется, и на фиг не нужен, ему и в тюрьме комфортно. Михаил Васильевич, в свою очередь, почему-то не испытывает чувства жгучей благодарности и признательности к заботящейся о нем Старостиной, а вообще разговаривает о ней со скрытым раздражением. Черт знает что. Лучше нужно было в институте учиться, на психологию ходить, а не девчонок в курилке клеить и в пивную с лекций сбегать. Сейчас бы, может, понимал что-нибудь в непростых взаимоотношениях людей».

Юрий достал телефон и набрал номер Лены Бирюковой. После долгих гудков трубка наконец отозвалась.

— Алло, слушаю вас, — сухо произнесла Лена.

— Привет, красавица. Как поживаешь?

— Здравствуй, Юра, — голос Лены смягчился. — Я в порядке, как ты?

— Если я тебе скажу, что пришел на свидание к Соболеву в старых кроссовках, какой ты мне поставишь диагноз?

— В тех самых, темных, с тремя белыми полосками, в которых я тебя видела пару лет назад? — рассмеялась Лена.

— Нет. В старых, потертых, в которых я бегал чуть ли не в институтские времена. Так каково будет твое заключение?

— Ну, как минимум, семь «Б».

— А вот и не угадала. У меня тяжелейшая травма, я порезал ногу осколком разбитого тобой стакана. Надеюсь, на тебя уже накинулись жесточайшие муки совести?

— Еще какие! Бедненький, на меня наваливается тяжеленный комплекс вины. — Похоже, что Лена это сказала вполне искренне, по крайней мере, хихикать перестала.

— Это хорошо, потому что я погибал от боли в полном одиночестве, и ни одна живая душа не оказала мне первой медицинской помощи. Поэтому пришлось самому совершать акробатические номера, чтобы намазать пятку зеленкой и прилепить пластырь. А куда, кстати, ты сбежала?

— Гордеев, откуда у тебя эта патетика? Стареешь, что ли?

— Возможно… — строго ответил адвокат. — Но я все-таки хочу знать, куда ты исчезла?

— Я сбежала домой. Ты же знаешь, выспаться я могу только в своей постели, а так как на сегодня у меня запланировано множество разных дел, то было просто необходимо иметь поутру свежую голову.

— Ну и как, удается иметь свежую голову после бутылки текилы? — съехидничал Гордеев.

— Может, ты и не поверишь, но удается. В данный момент занимаюсь розысками Синицына.

— Успешно?

— Потом расскажу, мне сейчас не слишком удобно об этом разговаривать. А ты вообще по делу позвонил или пожалиться на свою нелегкую судьбу?

— И то, и другое. Ну, так как, судя по тону, сочувствовать ты мне не будешь, приступаю к делу. Я уже сказал, что недавно навестил Соболева в Бутырках. Он здоров, жизнерадостен и весел. Толком ничего не сказал, только еще больше меня запутал, но речь не об этом, подробности я тебе потом расскажу. У Соболева в последнее время со здоровьем были нелады, я хотел под это дело похлопотать об изменении меры пресечения. А он уперся, как баран, и не хочет проводить обследование. Ты сделай одолжение, посмотри, можно ли какие-то другие способы изыскать, чтобы его из тюряги вытащить? Я хочу ходатайство подать.

— Вот это здорово, — опять рассмеялась Лена. — Мы же с тобой теперь, дорогой, по разные стороны баррикад, али ты позабыл. Я всеми силами должна чинить тебе препятствия, чтобы не выпускать опасного преступника из-за решетки, а тебе, наоборот, следует искать всякие лазейки, как и следует адвокату. А ты так запросто звонишь следователю и говоришь: отпустите Соболева, он здоровьем слаб. Нормально?

— Да ладно тебе, ты сама прекрасно понимаешь, что никакой он не преступник. Подставили мужика по-крупному.

— Хорошо. Я посмотрю, что можно сделать, — уступила Бирюкова.

— Спасибо, Ленок. Увидимся сегодня?

— Не знаю пока. Созвонимся позже, там и решим.

— Смотри, приглашаю на сказочный ужин.

— Уже заинтриговал. Я позвоню тебе.

— Идет. До вечера, — Гордеев нажал кнопку отбоя, допил сок и отправился к машине.

«Заниматься Синицыным — та еще работенка, — рассуждала про себя Лена. — Как им заниматься? Что с ним делать? Наверняка сейчас его сложно будет разыскать. Но даже не в этом дело. Разыскать-то мы его разыщем, а потом что? Не станет он ничего рассказывать. Человек, которого отпустили из-под стражи, только потому что не было доказательств его вины, обязательно будет придерживаться старой позиции. Конечно, можно что-нибудь узнать от его знакомых… Хотя что расскажут его знакомые, ведь, скорее всего или даже — совершенно очевидно, что они такие же отморозки!»

Однако, несмотря на эти размышления, Лена Бирюкова уверенно двигалась по адресу, где, как предполагалось, проживал Валерий Синицын.

Серый девятиэтажный дом массивной громадой нависал над головой. Лена остановилась около пятого подъезда. Она не знала номер кода. Значит, придется звонить по домофону.

«А ну как он дома окажется? Надо будет представиться кем-то… Кем?»

Лена плохо соображала. Несмотря на то что перед Гордеевым она старалась держаться независимо, у нее дико болела голова, она совершенно не выспалась, плюс ко всему этому, или, как результат всего этого, ее немного тошнило. В общем, весь букет для создания отвратительного настроения и плохой работы мозга.

«Молочница, молочница, — почему-то крутилось у Нее в голове. — Молочница? Что за черт! Какая еще молочница! Боже мой, кем же представиться?»

Между тем пальцы ее уже набирали номер квартиры.

— Да? — раздался несколько скрипучий женский голос.

— Здравствуйте. Я к Синицыну. Это по поводу…

— Я — Синицына, — видимо, не расслышав Лену, ответила женщина.

— А Валерий дома?

— Что? Валерий? Кто это?

Лена наклонилась ближе к домофону и громко проговорила:

— Вы знаете, у меня одно важное дело. Я бы хотела поговорить с вами…

— Деточка, я тебя совсем не слышу, — проскрипел голос. — Поднимайся и скажи, что ты хочешь. — При этом дверь громко запищала.

Лена выругалась, сама не зная на кого, ведь дверь-то ей открыли, и вошла в подъезд.

Синицыны жили на седьмом этаже. Лифт был сломан. Лена поежилась от головной боли, вздохнула и стала подниматься по лестнице, мало обращая внимания на всяческие скабрезные рисунки и похабные надписи на стенах.