Золотой омут - Фридрих Незнанский Страница 22

— И как это следствие вас упустило?

— Наверное, Варя не стала им говорить, что мы подменялись. Это после недавнего ограбления строжайше запрещено. Вот она и промолчала.

— Какого ограбления?. — удивился Гордеев. «Вечер чудес, кажется, начался. Интересно, чем-то он закончится».

— Ну как же. Вскоре после того как Оля и Вадим приехали из Франции, тут кто-то в нашем секторе прошелся по комнатам.

— Что значит «прошелся»?

— Я имею в виду, ограбили на нашем этаже несколько комнат. Никого не поймали, да и воровали-то все больше так, по мелочи — вещи, обувь, у кого-то старый магнитофон унесли. Но все равно неприятно. И главное — до начальства дошло. Тут такой разгон нам всем был, некоторых дежурных уволили, строгие правила ввели… Если бы вы свое удостоверение не показали, я бы уже милицию вызвала. Нам так приказали, если кто подозрительный придет, нажать вот на эту кнопку тревожки. — Светлана Михайловна отодвинулась и продемонстрировала Гордееву кнопку, устроенную с внутренней стороны стола, так что на нее можно было бы надавить коленом.

— А я что, похож на подозрительного? — улыбнулся Гордеев. Он решил отвлечь внимание дежурной по этажу от кнопки вызова по тревоге. «Еще нажмет случайно, разбирайся потом с нарядом омоновцев…»

— Да нет, но на всякий случай кнопка не помешает…

— Это вы верно заметили, — ответил Гордеев. Он посмотрел на часы. — Как с вами быстро летит время! Я даже не заметил. — Он тяжело вздохнул: дескать, дела есть дела. — Мне, к сожалению, пора. Значит, договорились: когда придет Файзуллина, вы мне позвоните — и я приеду. Или, по крайней мере, поговорю с ней по телефону. Если она не будет против.

— Не будет. Я ей все объясню. Она поймет, она девочка умная. Я вам позвоню, обязательно.

— Звоните в любое время. Хоть ночью, если вас не побеспокоит или Айвару…

— Не побеспокоит. Чего парню в тюрьме-то зря томиться? У меня самой отец пятнадцать лет в сталинских лагерях безвинно просидел, да так и сгинул там… Обязательно позвоню. Вы не тревожьтесь.

— Тогда всего хорошего. Рад был с вами познакомиться. До свидания.

— До свидания, — ответила Светлана Михайловна, посмотрела вслед спускающемуся по лестнице Гордееву и опять принялась за свое вязание.

Гордеев не спеша спустился почти до третьего этажа, когда его мобильник завибрировал, подавая сигнал. Юрий Петрович вынул из кармана трубку и нажал кнопку:

— Гордеев. Слушаю.

— Это прокуратура? — В трубке послышался неуверенный мальчишеский голос.

— Не совсем… — осторожно ответил Гордеев. — Вы по какому вопросу?

— Я по поводу Оли Каштановой.

«Сработало!» — подумал Гордеев, а вслух невозмутимо ответил:

— Понимаю. У вас есть информация для нас?

— Да… Я видел…

— Одну минуту, вы откуда звоните?

— Из МГУ.

— На Воробьевых горах?

— Да.

— Давайте примерно через пять минут у центрального входа встретимся. Вас устроит?

— Да. Но лучше встретиться в самом здании, у центральных лифтов.

— Мне это тоже подойдет.

— Я вас жду.

«Вечер чудес продолжается, что он нам еще готовит?» Гордееву было хорошо известно чувство этого отчаянного везения. И когда это чувство появлялось, он готов был своротить горы в уверенности, что изменчивая фортуна его не подведет.

Адвокат убрал мобильник во внутренний карман и стремительно помчался вниз, чуть не сбив по пути какого-то зазевавшегося студента. Через внутренний двор Гордеев вошел в центральную часть — здание со шпилем, — затем в большой зал и сразу увидел кабинки лифтов, которые в обычное время увозят пассажиров на верхние этажи высотки, под самый шпиль. В углах зала виднелись плохо освещенные лестницы. В это время студентов уже почти не было, и поэтому Гордеев без труда заметил одиноко стоящего парня со спортивной сумкой. Он подошел к нему:

— Добрый вечер.

— Быстро, однако, не успел позвонить… Меня зовут Петр Терехов. А вы, собственно, кто? — осторожно поинтересовался парень.

— Адвокат. Меня зовут Юрий Гордеев. — Он протянул свое удостоверение. — Адвокат Вадима Лучинина. Вы его знаете?

— Его на нашем этаже все знают. Известная личность… Он от Каштановой ни на шаг не отходит. Я слышал, его посадили в тюрьму. А за что?

— Ну, во-первых, не в тюрьму, а в следственный изолятор. А во-вторых, в принципе ни за что, как это часто у нас бывает. Вы же знаете, как это делается.

— Наслышан и начитан. Детективы я люблю… — Парень согласно кивнул. — И что, в жизни точно так же?

— Хуже. Гораздо.

— Ну надо же… Я думал, хуже не бывает.

— Так что вы хотели сообщить?

— Понимаете, я уезжал на несколько дней домой, поэтому и не знал, что с Ольгой несчастье случилось. Возвращаюсь сегодня, в проходной объявление: Ольга избита… Я и позвонил, сразу, даже подниматься не стал в комнату.

— Вы что-нибудь знаете об обстоятельствах нападения на Каштанову?

— Возможно… Я в это самое время стоял у лифта.

— И что-то видели? — спросил Гордеев, чувствуя, как спина покрывается холодным потом. Неужели еще одна удача?

— Да. Я видел, как из комнаты Ольги выходили двое мужчин.

— В котором часу это было?

— В начале пятого. У меня поезд в пять отходил, я опаздывал, потому и время точно запомнил.

— Что это были за мужчины? Вы их знаете? Видели раньше?

— Нет. Увидел первый раз. Судя по внешности, это были кавказцы.

— Как они выглядели?

— Обыкновенно. Кожаные куртки, джинсы. Обычные хачики. Невысокие такие, крепко сбитые. Короткие стрижки, челка на лоб. Только кепок-аэродромов не хватало. Правда, один из них был посветлее… Тут лифт подошел, я сел с ними вместе и спустился вниз, они пошли в центральную часть.

— Они о чем-то говорили между собой?

— Да, на своем языке. Я ничего, естественно, не понял. Кроме хачапури и цинандали, я по-ихнему и не знаю ничего.

— Грузины?

— Кажется… Но я могу и ошибиться.

— И все-таки особенное что-то в глаза не бросилось, вспомните.

— Нет, я особенно не присматривался. Да обыкновенные они… Как все кавказцы.

— Может, приметы какие, шрам там или родинка?

— Да, у одного брови широкие и почти сросшиеся на переносице. И одна бровь странная такая. Вроде как выбрита посредине полоской наискосок… А второй кудрявый.

— Больше ничего не запомнили?

— Нет, в лифте достаточно темно было. Да и чего мне на мужиков пялиться.