Готический храм - Вероника Ульянова Страница 22

В другой раз парни ехали по делам, Дима за рулем. Максим стал подначивать Диму посоревноваться с другой машиной. Дима продемонстрировал умение прилично гонять, а когда их остановили менты, Дима и тут не растерялся, и отделался от них отличным знанием ПДД и дорожного лайфхака. Дима был идеален. Максим решил использовать последнее средство, каким он не проверял еще никого. Это была не проверка даже, а извращенная попытка развенчать идеальность этого парня, потому что Максим не любил кого-то рядом умнее и круче себя, одного Капитана ему было достаточно. Максим подослал к Диме красивую девушку. Она упорно клеилась к Диме в баре, и он сдался, хотя очень устал и был пьян. У нее дома, собираясь заняться сексом, он достал презерватив, но она стала активнее тереться об него и томно прошептала, что не любит резинки, они убивают все ощущения. Он настаивал на презервативе, она клялась, что здорова. Он улыбнулся, покивал головой и молча ушел.

Максим хвастался своей хитростью перед Капитаном:

– А девчонка эта больная. Не серьезно, но побегать по врачам ему бы пришлось.

– А это не слишком жестоко?

– Слишком, – кивал головой, довольный собой Максим, – но если бы он повелся – то сам был бы виноват.

Капитан понял желание Максима выпендриться перед ним, и ему стало противно, он знал, что славится всякой жестью и приколами над людьми, но посмотрев со стороны на Максима, копирующего его – он решил, что нужно завязывать.

Итак, Дима был идеален. Или просто не найден был тот самый подвох? Максим решил рискнуть.

Спустя три месяца Максим в первый раз взял Диму на ответственное дело, он хотел поручить ему это полностью, потому что сам это делать ненавидел, но доверять кому-то еще это было опасно. Только в Диме он был уверен. Они пришли будто в гости к закадычному другу, Леше, они немного, будто мило и непринужденно, пообщались, а потом будто от щедрости душевной угостили Лешу новым продуктом.

– Первая партия. Ты такого еще не пробовал.

Но если убрать «будто» – останется наркоман Леша, на котором Максим пробовал новые смеси, приходившие периодически от Виктора. Лешу держали, как собаку, подопытного хомячка. Рано или еще раньше он должен был сдохнуть, от передоза или одной из болезней, разлагавших его тело. Его срок подходил к концу, проверять товар лучше на относительно здоровом организме, поэтому если в ближайшее время Леша не умрет сам, то ему принесут уже не для проверки последнюю дозу.

Когда-то Леша сам на это согласился, когда-то он прекрасно понимал, что с ним делают, но возможность обдалбываться забесплатно он не мог упустить. Теперь он уже был овощем. Дима считал секунды, чтобы убраться от сюда, но Максим повел его во вторую комнату, где на матрасе на полу лежала девушка, в ней было меньше пятидесяти килограмм веса – нужно было определить приемлемую дозу в зависимости от размера человека.

С тех пор Дима во всех своих действиях чувствовал трупный запах. Он понял, что это начало конца. И у него появился выбор – свинтить. Сейчас же. И тогда Дима понял, насколько предсказания не нужны человечеству – от них ничего не изменится. Дар предвидения бесполезен. Дима не собирался ничего менять, потому что выбрав этот путь, он предполагал риск… он всё делал правильно. И единственное, что изменилось после осознания им плачевного конца – мучительное ожидание, сопровождавшее все его действия.

***

Ко всеобщему удивлению отчим выжил. Он провалялся в коме несколько месяцев и очнулся. Его привезли в квартиру к Алине и оставили на инвалидной коляске. Алина и отчим сидели на кухне и смотрели друг на друга. Алина научилась у Максима непроницаемости. Теперь на людях она не выглядела грустной и задумчивой, она выглядела никак.

– Убеди меня, что я должна, хочу или мне нужно о тебе заботиться.

– Я… а… я же твой отец.

– О нет, пожалуйста, давай говорить серьезно. Ты не мой отец. У тебя был шанс им стать, но тогда на похоронах мамы – ты обозначил, что ты не он.

– Я был неправ, мне было очень больно. Я любил твою маму больше всего на свете.

– Да заткнись ты уже. Я же сказала, давай серьёзно говорить. Ты пытаешься то, что ты там испытывал по отношению к моей маме поставить себе в оправдание или заслугу? Оправдывает ли меня любовь к кошке, когда я топлю ее детей? Котят?

– Я не понял сравнения.

– Скажи, по какой вразумительной причине я должна заботиться о тебе?

– Я буду заботиться о тебе тоже.

Алина мрачно рассмеялась.

– И как же? Ты паралитик, ты калека.

– Я буду разговаривать с тобой, поддерживать, выслушивать, давать тебе советы.

– Советы о чем?

– О чем угодно, о жизни – я старше.

– И в чем же ты так хорошо разбираешься, что можешь дать мне совет? Может, как заработать денег? Только у тебя ни гроша, а я уже в свои 18 обеспечиваю себя сама. Может ты научишь меня, как воспитывать детей? Ммм. Ну только если я хочу, чтобы они попытались меня отравить.

– Да, ты права, возможно тебе нет пользы от того, что я жив, но если ты позволишь мне умереть, оставишь без ухода и крыши над головой – то это принесет тебе больше вреда, чем мое существование. Ведь потом, спустя года ты будешь сожалеть, что поступила так с человеком, который когда-то был тебе как отец, совершил ошибку, но раскаялся.

– Знаешь, тот факт, что ты меня уговариваешь, означает, что ты и сейчас думаешь о себе.

– Нет, я делаю это, чтобы ты потом не жалела, что поступила неправильно.

– Если и есть за мной недостатки, то точно не сожаление о сделанном. Так или иначе происходит плохо, так какая разница от моего выбора? Я жонглирую возможными плохими вариантами и выбираю оптимальный, в котором минимум ущерба, вот и все, я ни о чем не жалею. В том числе и о том, что пыталась отравить тебя. Тебе есть еще что сказать?

Молчание.

– Мне уже скучно. Послушай, я больше не желаю тебе смерти, но и не желаю тебя больше видеть – сам решай, как поступить.

– Мне некуда идти. Ехать.

– Я соберу твои вещи… чуть не забыла, я их сожгла. Ладно, дам тебе тысяч двадцать, и дальше делай, что хочешь. У тебя же есть комната в коммуналке от твоих родителей, живи там. Или ты говорил что-то про родственников в области.

– Родственники не хотя, чтобы я ехал к ним.

– Вот удивление. Тогда живи в коммуналке.

– И сколько я проживу на эти 20 тысяч?

– Найдешь себе работу, ты же калека, а не маленький ребенок, придумаешь, что делать. Есть вакансии для инвалидов. Ну что с тобой? Ты за столько лет пьянства и ничего не деланья разучился работать?

– Я не хочу так жить. Без тебя. Без семьи, без цели. Я снова сопьюсь.

Алина устало вздохнула.

– Со мной ты спивался, без меня сопьешься – чувствуешь соль? Все это больше не мое дело.