К вопросу о миражах - Георгий Куликов Страница 23

— Попрошу вас, Виталий Николаевич, сейчас с нашими сотрудниками съездить домой, взять эту шапку и обратно с ней ко мне в кабинет, — быстро сказал Строгов.

Малеев в сопровождении сотрудника покинул кабинета. А уже через час перед Строговым лежала серая шапка для бани в виде буденовки.

— Отдайте ее в лабораторию, — распорядился Строгов, — я на месте.

В это время Малеев находился в другом кабинете, где оперативный сотрудник Строгова документально оформлял его показания. Минут через двадцать в кабинет к полковнику зашли два сотрудника, занимавшихся исследованием шапки.

— Товарищ полковник, — сказал один из подошедших, — в этой шапке аккуратно вшиты пятифунтовые купюры. — И он выложил перед Строговым шапку и пять штук купюр. — Мы срезали шов, они и высыпались, — и он продемонстрировал, как эти купюры размещались в шапке. — Оригинально придумано, — продолжал сотрудник, — а главное, попробуй провезти так фальшивку, ведь это скандал на всю Европу!

— Так вот что они задумали, — проговорил Строгов, — засыпать нашего дипломата с фальшивыми фунтами на британской границе, выдворить из страны, обвинить СССР в организации этого преступления, а там и газеты с телевидением подключатся. Резонанс мог бы быть очень громким.

— Товарищ полковник, — подал голос Кудрин, — а почему именно таким путем, что они там, у себя, не могли сработать фальшивые деньги и подсунуть их? Это же гораздо проще.

— В том-то и весь фокус, что «наши» фальшивки были сделаны немцами мастерски, выявить их несоответствие может лишь экспертиза. Такие деньги один человек или пара кустарей подделать не смогут, тем более сотрудники советского посольства в Великобритании по собственной инициативе. За высоким качеством подделки стоит серьезный уровень организации, который без государственной поддержки со стороны СССР в данном случае невозможен. Попробуй, когда такие деньги обнаружат, докажи, что их провоз случаен, а изготовлены они были пару с лишним десятков лет назад. С таким набором обстоятельств защитить свою репутацию практически невозможно.

Организаторам, знавшим, видимо, о типографии Бернгарда, надо было достать именно его фальшивки вместо простеньких плохих купюр, чтобы заявить, что наша страна ведет нечестную игру и представляет собой угрозу финансовой стабильности Великобритании. Как ни крути, подставляли-то сотрудника посольства, человека не случайного, обладающего статусом неприкосновенности. Это уже дипломатический скандал.

Ну, не могут они опуститься до низкопробных фальшивых денег, им бы не поверили. А тут — такое качество, да еще обнаружить их у нашего дипломата, — закончил описание подтверждающейся версии замысла преступления Строгов.

— Теперь Давыдов-Корбут, — сказал сам себе Строгов и дал указание о немедленном его задержании.

Через два часа в кабинет ввели сгорбленного средних лет человека с крупными чертами лица. По всему было видно, что он незаурядной силы: крупные руки, мощная шея, широкие плечи, и если бы не его сгорбленность, можно было подумать, что это атлет.

Сопротивления при задержании он не оказал, видимо, что-то чувствовал.

Уже через несколько минут Давыдов-Корбут не спеша рассказывал, как будто хотел выговориться за все годы своего молчания. Он подтвердил, что в 1944 году они с группой полицаев сопровождали обоз с фальшивыми фунтами и архивными немецкими документами на всех пособников фашистов из числа местного населения. В Стрешневе они напились, и он предложил Дольни-кову и Войтовичу перестрелять остальных, спрятать фальшивые деньги и сжечь архив, так как там содержался компромат на всех них. Так и решили, а когда стемнело и начали свою операцию, спьяну вышла перестрелка, в ходе которой был убит не только немец и два других полицая, но также сильно ранили Войтовича и его самого, Корбута. Войтовича пришлось оставить у какой-то женщины в Стрешневе, а самим на подводах гнать на лесопилку. Дольников был из этих мест и когда-то до войны на ней работал. Уже на лесопилке Корбут потерял сознание от потери крови и болевого шока, а очнулся уже наутро, когда ехали на подводе в сторону Гродно. Дольников сказал, что фальшивые фунты он спрятал, а архив сжег, и показал опаленную корку какого-то дела. Так и разошлись в разные стороны и долгое время не виделись. Корбут достал себе новый паспорт на имя Давыдова и устроился в Москве киномехаником в кинотеатре.

Несколько лет тому назад к нему в квартиру постучался человек, представился, что он от Бернгарда Крюгера.

— Я думал, что все забыто, но этот Коллинз — так он себя назвал — дал понять, что те, кому надо, все помнят, и поэтому поручения Коллинза придется исполнять. Первое, что велел Коллинз, — найти ящики, которые в 1944 году они везли в обозе.

Корбут и не знал, с чего начинать поиски, пока два месяца назад случайно не оказался в Сандунах. Там он и увидел Войтовича. Они после этого встретились, вспомнили былое, и Корбут объяснил Войтовичу задачу, а главное, причину, по которой от ее исполнения трудно отказаться.

— Я сказал, что нужно найти место, где спрятаны ящики с того обоза. Войтович сказал, что прятал все Дольников, но где тот сейчас, не знает. Правда, есть у него адрес сестры Дольникова в Калуге. Он пообещал поехать к ней как однополчанин брата и попытаться установить его местонахождения.

Через несколько дней Войтович пришел в баню и в парилке сказал, что у него есть адрес Дольникова в Москве. Так они все и встретились, немножко попугали Дольникова, и он согласился поехать в Стрешнево привезти те ящики. Только попросил дать ему денег, чтобы арендовать легковую машину.

Корбут встретился с Коллинзом и рассказал ему о том, что скоро ящики будут в Москве. Коллинз очень дотошно его выспрашивал о людях, посещающих парилку, и особенно заинтересовался постоянным клиентом Корбута — дипломатом из посольства СССР в Великобритании Малеевым. Тот как раз через месяц должен был приехать в Москву в командировку. Он сам об этом сказал Корбуту, когда был последний раз в Москве, еще и бутылку виски привезти пообещал.

Ну а потом, когда Дольников привез эти ящики домой к Корбуту, Коллинз пришел к нему, взял несколько купюр, остальное оставил. Вот тогда Коллинз и сказал, что нужно быстро избавиться от Дольникова и Войтовича как ненужных свидетелей.

— Ну, и ты, конечно, расправился со своими приятелями, не моргнув глазом, — прервал его рассказ Строгов.

Несколько минут Корбут молчал, уставившись на пол, потом поднял глаза и тихо сказал:

— А куда мне было деваться? Жалко, конечно, мужиков.

— Ладно, продолжай, далыпе-то что было? — продолжил допрос полковник.

— А позавчера вечером ко мне пришел Коллинз, вручил войлочную шапку для бани и велел подарить ее Малееву. Шапка очень необычная — в форме буденовки, клиенту моему она сразу понравилась. Он говорил, что ходит в посольскую баню в Лондоне, в финскую сауну, а этой шапкой затмит там всех своих знакомых по работе.

— Да, психолог этот Коллинз, — произнес Строгов, — слушай, Корбут, давай как на духу, когда придет к тебе Коллинз в ближайшее время? — резко переключился на дальнейшие действия полковник.