Ночь у Насмешливой Вдовы - Джон Диксон Карр Страница 23

Он звонил старшему инспектору Мастерсу, который в тот момент у себя дома, в садике, развлекал младших отпрысков карточными фокусами.

— Здорово, сынок! — почти с нежностью начал разговор Г.М. — Как делишки?

— !..?..

— Я не в Лондоне, а на юго-западе, в местечке под названием Стоук-Друид. Слушайте, Мастерс, мне нужна помощь, и я хочу, чтобы вы оказали мне услугу.

— !!!

— Без ругани, Мастерс. Знаю, что в столице важные дела; я и не зову вас сюда. Просто хочу, чтобы вы дали поручение какому-нибудь расторопному парню.

— ?..

— Ему придется наведаться в фирму по производству пишущих машинок «Формоза». Их телефон есть в справочнике. Пусть спросит, когда они прекратили выпуск машинки под маркой «Джуэл номер три» — той, что вместо запятой выдавала восклицательный знак. Пусть выяснит, сохранились ли у них конторские книги; если да, то кому они продали такие машинки.

— ?..

— Да, знаю, выполнить мою просьбу практически невозможно! И все же надо постараться. И еще, пусть наведут справки о некоем лейтенанте ВВС по имени Дарвин Лейси и его жене. Лейси.

— ?..

— Ого! Любопытство взыграло? Что ж поделать, Мастерс, но я ужасно спешу. Опаздываю в церковь.

— ?!?

— Да, именно так, — сурово возразил Г.М. — Хо-хо! Пока.

Повесив трубку, он развернулся в кресле с мрачным видом. Ощутив присутствие миссис Конклин, чья грудь вздымалась от невысказанных вопросов, он немедленно устремил на нее обвиняющий перст.

— Где мой белый костюм? — вопросил он, с отвращением взирая на каждодневные темные одежды. — Сперли?

— Ну, голубчик, — заворковала миссис Конклин, подлетая к нему с игривой улыбкой, свидетельствующей о том, что ее лучшие дни еще не миновали. — Костюм был такой грязный, весь в земле, а еще собаки, дети… Я сама чищу и глажу его… Ну, голубчик! Надо и галстук привести в порядок.

— Прекрати суетиться вокруг меня, женщина! — заревел Г.М. — Если я чего не выношу, так это когда вокруг меня суетятся! Где моя шляпа? Я знаю, кто-то ее спер.

— Вчера, — с притворной скромностью заявила миссис Конклин, — я ничего не утаила: я пересказала все сплетни и слухи до мельчайших подробностей. По-моему, я заслуживаю снисхождения…

Но сэр Генри Мерривейл уже ушел.

Несмотря на свое желание пробежать по Главной улице, он прошествовал в церковь медленной и величественной походкой — к сожалению, его почти никто не заметил. Массивные, тяжелые врата были закрыты. Однако сэр Генри напрасно боялся, что его появление выдаст зловещий скрип или громкий, как пистолетный выстрел, стук двери.

Никто не обратил внимания на вновь пришедшего, ибо взоры всех присутствующих были сосредоточены на преподобном Джеймсе, стоявшем на кафедре.

Г.М. стало не по себе. В мрачной старой церкви, холодной, пахнущей старым камнем, эмоции так накалились, что люди невольно подались вперед — кое-кто даже привстал. Только Гордон Уэст, сидевший на скамье в заднем ряду, казался невозмутимым.

Холодные голубые глаза викария ни разу не моргнули. Голос его постепенно возвышался.

— Многие из вас, — говорил он, — усомнятся во мне. Они скажут: «Легко тебе обвинять нас! Легко требовать: мол, несите сюда анонимные письма! На тебя никто не клеветал! Ты не страдал, подобно нам, от боли и унижения — как будто тебе обварили ноги кипятком. Где тебе понять наши страдания?»

Преподобный Джеймс вытянул перед собой правую руку, которую до того прижимал к груди.

— Но я вас понимаю, — продолжал он, — потому что напали и на меня! А если учесть мое призвание, меня подвергли еще более жестокому надругательству по сравнению с вами. Я не просто заявляю, что я на вашей стороне. Чтобы добиться вашей помощи, чтобы продемонстрировать свою откровенность — я хочу, чтобы и вы в ответ были столь же откровенны со мной! — чтобы показать, что ложь следует громогласно разоблачать, а не замалчивать, я решил делом подкрепить свои уверения в том, что я на вашей стороне… Поэтому я сейчас прочту вам письмо за подписью «Вдова», которое я получил вчера. Речь в нем идет об одной молодой леди, которую все вы знаете и которую по праву уважаете. Я приношу свои глубокие и искренние извинения молодой леди за ложь, содержащуюся в письме, однако прочесть письмо — мой долг. Мне сейчас предстоит выполнить самую неприятную задачу в жизни.

Преподобный Джеймс перевел дух.

В церкви воцарилась такая тишина, что можно было услышать шорох разворачиваемого листка бумаги. Возможно, один или два человека вопросительно переглянулись, но не более того.

— Адресовано мне, в дом викария. Аноним обращается ко мне: «Преподобный сэр». Оно начинается…

Гордон Уэст вскочил.

Проявив неожиданное присутствие духа, маленький сапожник Фред Корди обеими руками дернул писателя за фалды пиджака и насильно усадил на место. Если не считать нескольких на мгновение повернувшихся в ту сторону голов, поступок Уэста остался незамеченным.

— «Ну и ну! Вы с Джоан Бейли, очевидно, полагаете, что никто Вас не замечает, если не считать, фигурально выражаясь, рассвета. Вам ведь надо успеть уйти от нее до наступления утра, хотя ее спальня — как известно любому ребенку в деревне — находится на первом этаже, а окно расположено так низко, что в него удобно залезать. Но я не намерена читать Вам мораль. Так как Вы с мисс Бейли оба любите…»

Руки преподобного Джеймса задрожали. Он не мог заставить себя, в буквальном и переносном смысле не мог заставить себя прочесть следующее слово. Он опустил его. Однако пропуск говорил сам за себя. Хотя большинство из присутствующих не были бы потрясены, услышав такое слово в домашней обстановке, то же самое слово, произнесенное в стенах церкви, явилось бы святотатством.

— «…то пока я Вас не выдам, — продолжал читать преподобный Джеймс. — Хотя в нашем странном мире много необычного, все же довольно комичное и курьезное зрелище являет собой священник, обернувшийся Казановой. Впрочем, история помнит немало Ваших предшественников, но Вы, сэр, довели дело до совершенства.

Примите уверения в совершенном к Вам почтении. Вдова».

Закончив чтение, преподобный Джеймс торопливо положил письмо на кафедру, чтобы не так заметно было, как дрожат у него руки, и негромко откашлялся, а затем голос его снова загремел:

— Теперь, когда вы прослушали предназначенную мне порцию лжи, прошу вас вспомнить обо всех измышлениях, которые получили вы сами. Было ли вам хуже, чем мне сейчас? Способна ли клевета ужалить больнее? Ни один здравомыслящий человек не поверит анониму! Даже если оставить в стороне меня, любое обвинение в адрес данной молодой леди — чистой воды нелепость, что всем вам прекрасно известно… И вот я торжественно повторяю свое обещание найти автора писем, если вы мне поможете. — Преподобный Джеймс наклонился вперед и переплел пальцы рук. — После окончания службы я пойду в ризницу и буду ждать столько, сколько потребуется. Я прошу тех из вас, кто тоже стал жертвой нападок, сходить домой, взять полученные вами письма — одно или несколько — и принести мне. Если вы уничтожили анонимные послания, расскажите мне, о чем в них говорилось. Только собрав много материала, мы сможем сравнить письма, выделить сходные черты и прийти к определенным выводам… Вам кажется, что я поставил перед собой невыполнимую задачу? Нет, нет и еще раз нет! Не стану посвящать вас в то, какие методы — уверяю, вполне законные — я намерен применить. К счастью, тот джентльмен, о котором я вам говорил, — сэр Генри Мерривейл — заверяет меня, что существуют давно опробованные полицией способы, с помощью которых можно неопровержимо доказать вину преступника… И если вы согласны со мной, прошу вас приходить не поодиночке и тайно, как будто вы чего-то стыдитесь. Разве я скрыл от вас свою боль? Свет Божий не может повредить вам. Войдите в него без страха!