Беда идет по следу - Росс МакДональд Страница 23

— Я невнимательный? — Я сжал ее руку.

— Да. Может, я и не стану думать обо всех этих интересных мужчинах. Вообще-то говоря, они не были такими уж интересными.

Ужинали мы вместе с армейским офицером по фамилии Райт, севшим в поезд в Форт-Мэдисоне. Это был круглый коротышка лет сорока, с дубовыми листочками майора и нашивками военного врача. Самонадеянное любопытство, проявленное им по отношению к Мери, показалось мне не особенно приятным. Райт оказался специалистом в особой области психиатрии — нервном истощении после боя — и потому прочитал нам об этом целую лекцию, с видом распускающего хвост павлина.

В вагоне-ресторане я заметил, что Тедди Траск снова оказался за столиком с дамами Тессинджер и что миссис Тессинджер проявляет к нему благосклонность. У Андерсона и мисс Грин, занявших столик на двоих, явно нашлись общие интересы.

В восемь с небольшим мы прибыли в Канзас-Сити, где к нашему составу должны были прицепить «пульман». Ждать предстояло полчаса, и мы с Мери, как и прочие пассажиры нашего вагона-бара, вышли на платформу подышать воздухом и размяться. Когда время почти истекло, к нам подошел рядовой пехотинец с большим холщовым мешком.

— Не знаете, где сто семьдесят третий вагон? — спросил он у меня.

— По-моему, это наш, — сказала Мери. — Мне кажется, он должен быть в самом хвосте.

Втроем мы двинулись вдоль платформы и отыскали 173-й, последний вагон состава. Усадив Мери в купе, я отправился в наш прежний вагон за вещами. Когда я вернулся в «пульман», большинство прежних попутчиков оказались уже тут: майор Райт, Андерсон и мисс Грин, дамы Тессинджер и услужливо хлопотавший вокруг них Тедди Траск. Пожилой даме из Гранд-Рэпидз досталось место в одной из гостиных, а через некоторое время я заметил, что смуглый мужчина с угрюмым лицом занял вторую.

Солдат, выяснявший у меня, куда идти, сидел в нашем купе рядом с Мери, его полка была поднята. Это был человек с продолговатым загорелым лицом, худой и долговязый, чей возраст трудно было определить: то ли двадцать лет, то ли тридцать пять. Звали его Хэтчер. Хэтчер носил нашивки Европейского театра боевых действий со звездочками за три сражения. На нем были брюки цвета хаки, заправленные в полевые ботинки. Сев рядом с ним, я почувствовал, что он выпил. Меня это ничуть не обескуражило.

Поезд тронулся, и тогда, с протяжной интонацией уроженца Миссури, он нараспев произнес:

— Да-а, интересно, когда же я снова увижу Канзас-Сити?

— Были дома в отпуске?

— Угадал, брат. И что это был за отпуск! Ого-го! Я повидал Лондон, Париж и Шанхай, но мой город — это Канзас-Сити. Спустил семьсот сорок долларов за две недели, но дело того стоило.

— Но в Шанхае вы побывали не в эту войну?

— Эта война тянется дольше, чем кажется кое-кому. В Шанхае я был в тридцать седьмом. Служил матросом на британском грузовом судне. Потом на британском пассажирском корабле на Янцзы.

— Так вам надо было служить на флоте.

— Пробовал попасть на флот, но не подошел по физическим данным. Я оказался в достаточно хорошей форме, чтобы добраться до Сицилии и пройти через Нормандию, а вот для флота — не гожусь. Что вы на это скажете?

— Я считаю, что тяжелее всего в пехоте. На флоте чувствуешь себя спокойно, пока твой корабль не обстреляют и тебе не придется догонять его вплавь.

— Впервые присутствую при столь необычных дебатах о достоинствах армии и флота, — улыбнувшись, вмешалась в наш разговор Мери.

— Но так и есть, — продолжал я с пьяным упорством. — Уж я-то точно знаю, потому что сам попросился на флот, чтоб меня не призвали в пехоту.

— Слушай, брат, ты прав, — сказал рядовой Хэтчер. — Ты честный, хоть и офицер. Как насчет того, чтобы за это выпить?

Он хотел встать, но я удержал его.

— У меня есть бутылка. Во всяком случае, полбутылки.

Мы вдвоем выпили, а Мери отказалась, так как нечем было разбавить.

— Вы сказали, что в тридцатые годы провели какое-то время в Китае, — сказал я. — А Китайскую войну вы тоже видели?

— Видел разграбление Нанкина. Такое не забывается.

Взгляд Хэтчера посерьезнел, а лицо утратило жизнерадостное выражение. Мери посмотрела на солдата с интересом, но промолчала.

Взволнованным, как у Старого Морехода, голосом Хэтчер начал свой рассказ:

— Наш корабль перевозил пассажиров вверх по реке из Нанкина в Ханькоу. Большинство из них были европейцами: британцы, французы, русские и немного американцев, решивших выбраться из Нанкина, пока еще было можно. Дело было зимой 1937-го. Мы снарядили корабль в последнее плавание — не знали, что оно станет последним, но так получилось, и не смогли достать провизию для пассажиров. Мы стояли на рейде возле Нанкина с пассажирами на борту, и первый помощник выбивался из сил, чтобы достать для них провизию. В Нанкине было сколько угодно продовольствия, но япошки наложили на него лапу.

На следующий день первый помощник взял с собой в город меня и еще пятерых парней, владевших оружием. Мы у него были вместо телохранителей. Я навсегда запомнил, как мы шли вдоль стены к городу. Я много чего потом повидал в Европе, но такого ни разу не встречал. Вдоль стены, протянувшейся на несколько миль, с обеих сторон громоздились трупы умерших от истощения людей, связанные по нескольку и брошенные как попало. Больше я нигде не видел, чтобы с человеческими телами обращались хуже, чем с вязанками дров.

Мери побледнела, а глаза ее стали еще больше и ярче.

Заметив это, Хэтчер сказал:

— Извините меня. Напрасно я разболтался. Но вы зато теперь понимаете, почему к концу войны я хочу добраться до Тихого океана. Немцы не вызывали во мне такой ненависти, может, потому, что я ни разу не видел нацистского концлагеря.

— Вы сумели достать еду для своих пассажиров?

— Да, связались с одним дельцом с черного рынка. Он, кстати, был белый, представляете? Но имел связи с желтопузыми. Насколько я понимаю, он контролировал в городе почти все запасы риса и потому запросил монопольную цену. Первый помощник в конце концов раздобыл около пятидесяти мешков, но они не пошли нам на пользу.

— Почему?

— Однажды, когда мы плыли вверх по реке, японцы стали бомбить нас. Почти все спаслись, но корабль сгорел чуть не дотла. Черт знает каких усилий нам стоило вернуться в Шанхай! После этого я и убрался из Китая. — Хэтчер усмехнулся. — Думал, навсегда, но уже почти год меня не оставляет чувство, что я снова там. Хотел бы я встретиться с желтопузым коротышкой, сбросившим ту бомбу!

Мимо нас по коридору проходил Андерсон. Я предложил ему выпить, и он зашел. Я предложил сходить в клубный вагон за содовой для Мери, но Андерсон отнесся к моей идее с сомнением.

— Вряд ли там что-то есть. В Канзасе сухой закон.

— Мне вполне достаточно, — успокоила меня Мери.