Последний герой - Виталий Гладкий Страница 23

Казалось, что наступил конец света.

Тайфун улетел дальше только к утру, зацепив остров лишь своим огромным всесокрушающим крылом. Бессонная ночь под проливным дождем без крыши над головой показалась несчастным отшельникам бесконечной. Но им повезло – смерчи, способные поднимать до самого неба грузовики и вырванные с корнем деревья, обошли остров стороной.

Утро выдалось ясным, солнечным и вообще каким-то праздничным – будто и не было безумного разгула стихии, потрясшей остров до основания. Разнообразная пернатая живность словно взбесилась – орала, чирикала, свистела на все голоса. Обезьяны тоже как с цепи сорвались, носились туда-сюда по деревьям, совершая акробатические прыжки.

Короче говоря, вся живая и неживая природа радовалась окончанию стихийного бедствия, за исключением «новых робинзонов». Мокрые, жалкие, все еще трясущиеся от ужаса, который они пережили, отшельники робко вышли на пляж – и застыли, не веря своим глазам.

Шторм, разыгравшийся вместе с тайфуном, принес на берег обломки базальта, гальку, разный мусор и кучи водорослей, над которыми уже кружилась мошкара. От шалаша не осталось и следа, так же как и от очага, сложенного из камней.

Единственным просветом для «новых робинзонов» в их мрачном, подавленном состоянии было обилие разнообразной рыбы, выброшенной волнами на пляж. Ее уже подбирали чайки и какие-то зверьки. Распугав их, отшельники быстро начали собирать дары тайфуна, в какой-то мере компенсирующие нанесенный им материальный и моральный урон.

Рыбы набралось много. Гараня распорядился:

– Нужно развести костер. Сварим уху. Остальную рыбу закоптим, чтобы подольше сохранилась.

Малеванный, ушибленный падающей веткой, на удивление молча стерпел претензии Гарани на первенство среди «новых робинзонов». Морщась от боли, он массировал распухшее плечо и пытался восстановить душевное равновесие, порушенное буйствующей стихией.

Вор боялся признаться даже себе, что ночью он праздновал труса. А когда на него свалилась ветка, он заорал дурным голосом и с испугу обмочился. Малеванный подумал, что ему пришел конец.

К счастью, остальным было не до его переживаний. Страшная ночь ввергла всех в состояние, близкое к умопомешательству. Даже Кроша, так жаждавшая умереть, дрожала от ужаса словно осиновый лист. А Фиалка, оглохшая от раскатов грома, все время плакала и тоненько повизгивала, цепляясь за Гараню, как утопающий за соломинку.

Только Самусь держался стойко. Нельзя сказать, что он не испугался. Отнюдь. Но он почему-то был твердо уверен, что ЕГО остров не может причинить ему зла, что он защитит его от тайфуна. Присев на корточки и скукожившись, бомж отключился от действительности, рисуя в уме радужные картины своей будущей жизни на острове.

Единственное, в чем Самусь себя упрекал, так это в том, что он до сих пор. не нашел надежного жилища. Это было непростительно. Он не хотел жить вместе с остальными.

Ему нравились Гараня и Фиалка, но общество вора Самусю было неприятно. Он знал наверняка, что рано или поздно Малеванный начнет качать права по-настоящему, и тогда ему придется худо.

Даже в те далекие, счастливые годы, когда он имел квартиру и хорошую работу, им помыкали все кому было не лень – и на производстве, и дома. Мягкосердечие Самуся и его покладистость в конце концов сослужили ему плохую службу.

Он прожил с женщиной, у которой было двое детей от первого брака, двадцать четыре года. А когда она умерла от какой-то мудреной болезни, пасынки просто вышвырнули его на улицу, так как Самусь состоял с их матерью в гражданском браке и в принципе не имел никаких прав на квартиру.

Они мгновенно и напрочь забыли, что все эти годы Самусь их кормил, одевал и обувал, а также помог получить образование.

Самусь на них не обиделся и зла не держал. Бомж чересчур любил их мать, чтобы злобиться на ее неразумных, как он считал, детей, испорченных нарождающимся диким капитализмом. С той поры его жизнь покатилась под откос. Но Самусь на судьбу не жаловался – он был фаталистом.

Давным-давно ему попалось в какой-то книге выражение «От сумы и тюрьмы не зарекайся», и Самусь, оставшись без крыши над головой, сделал его личным девизом, оправдывающим бездомное и нищенское существование. Поэтому все невзгоды он переносил стойко и шел не вместе с жизнью, а как бы сбоку, без особого интереса наблюдая за ее течением.

После стресса, пережитого ночью, все стали как наэлектризованные. Даже Кроша оживилась и все делала в охотку. О том, чтобы лечь и хотя бы немного поспать, никто и не заикался.

Костер разожгли с трудом – едва нашлось на растопку нужное количество более-менее сухого топлива. Гараня вместе с Фиалкой принесли воды, и спустя какое-то время все хлебали наваристую уху неказистыми ложками размером с добрый черпак; их быстро и сноровисто вырезал из деревянных чурок Самусь, которому помогал Люсик.

Затем «новые робинзоны» разделились: Малеванный, у которого болела рука, и Кроша занялись потрошением и копчением рыбы, а Гараня возглавил остальных для постройки нового жилища.

Теперь его сооружали, так сказать, по «проекту» Гарани. Сначала Люсик вместе с Фиалкой расчистили на окраине джунглей площадку. В центре ее стояло высокое толстое дерево с густой кроной. Это место выбирал сам Гараня.

Пока Люсик и Фиалка рубили мачете низкорослую поросль вокруг дерева и убирали гнилые ветки и толстый слой опавших листьев, которые могли служить убежищем для насекомых и змей, Гараня вместе с бомжем заготавливали длинные толстые жерди.

Затем все четверо вкопали их в землю, связав для большей прочности по четыре штуки (всего таких «столбов» насчитывалось двенадцать), и на высоте двух с половиной метров соорудили настил, использовав для этого жерди потоньше, переплетая их лианами. В плане новое жилище представляло собой квадрат; длина каждой из сторон была около пяти метров.

Потом Гараня смастерил лестницу и с ее помощью сделал из жердей основу для пирамидальной крыши, которую накрыли толстым слоем пальмовых листьев, опять-таки скрепляя их тонкими лианами. Всю конструкцию Гараня прочно привязал к дереву – чтобы она выдержала напор сильного ветра.

Конечно, случись еще один тайфун, с их новым жилищем будет то же, что и с шалашом. Но Гараня знал, что такие стихийные бедствия бывают не часто и что циклон практически никогда не идет старым путем. Так что по крайней мере два месяца они могут не бояться повторения страшной ночи.

– Ну вот и все, – сказал Гараня, с удовлетворением рассматривая со стороны свое детище. – Или, скажем так, почти все.

– Кибитка, конечно, хороша, ничего не скажешь, – с ехидцей поддержал разговор Малеванный. – Только одна беда – ты забыл про стены.

– Стены нам в общем-то не очень и нужны. Без них будет свежей. Однако мы сделаем не только стены, а также двери, окна… Но это будет завтра. Сегодня мы здорово умаялись.