Вкуснотища - Марк Хаскелл Смит Страница 23

— Конечно же, тебе здесь не место. Кто угодно это скажет.

Юки кивнула, не уверенная, следовало ли считать это оскорблением или нет, и пошла дальше.

— Подожди! Я еще не закончил.

— Зато я закончила.

Мужчина последовал за ней. Юки бросились в глаза полинезийские племенные знаки, вытатуированные на его бицепсах.

— Я сказал, что ты можешь заработать уйму деньжищ.

— Я слышала. Меня твое предложение не интересует. Я не… проститутка.

— Я знаю.

В его голосе Юки послышались снисходительно-недоверчивые нотки.

— Правда. Я не занимаюсь этим.

— Тысяча долларов за ночь. Только один клиент. Как тебе такое?

— Ты спятил. Никто не выложит столько за меня.

— Заплатят как миленькие, если ты специализируешься в одной области.

Юки и слышать ничего не хотела о хлыстах, цепях, коже, резиновых дубинках, всевозможных сексуальных хреновинах и приспособлениях, имитациях фаллоса, бутылках в заднице или любой иной специализации. Она ускорила шаг.

— Постриги волосы. Надень мальчишескую одежду. Ты и сама удивишься, как много парней хотят провести ночь с девушкой, похожей на мальчика.

Юки развернулась и пристально посмотрела на мужчину. Он был сутенером, самым настоящим огромным гавайским сутенером. В подобной ситуации следовало бы испугаться. Но она ни капельки не боялась. Чувствовалось в нем что-то такое, что больше внушало спокойствие, нежели страх. Он говорил искренне. Честно, откровенно и не наигранно. Юки как-то прежде ни разу не доводилось слышать о прямодушном сутенере. А этот был именно таким, и он в самом деле верил в то, что говорил. Он и впрямь полагал, что она сможет стать такой сексуальной, что мужчины станут платить деньги, лишь бы заняться с ней любовью. Эта мысль казалась столь чужеродной и странной, что Юки даже и не знала, как отреагировать. Обрадоваться? Испугаться? Рассмеяться?

Губы Юки задрожали, она почувствовала, что вот-вот разрыдается.

— Пожалуйста, оставьте меня в покое. Я просто пытаюсь найти какое-нибудь место, где можно поесть.

Сутенер вглядывался в ее лицо несколько секунд, что-то, видимо, решая:

— Два квартала прямо, потом поверни налево. Наискосок увидишь маленький ресторанчик. Они готовят вкусную лапшу.

— Спасибо.

Сутенер проводил ее взглядом, сокрушенно покачивая головой из-за потерянной блестящей возможности подзаработать.

— Ты могла бы загребать деньги лопатой, — бросил он вдогонку.

* * *

Приглушенные ритмы музыки в стиле техно отскакивали от стен уборной. Изредка кто-нибудь широко распахивал дверь, и внутрь врывались оглушительные звуки, от которых, дребезжа, тряслись кабинки. Но Фрэнсис не обращал внимания на музыку: его больше занимал тот член, который он сосал. Причем очень недурственный австралийский петушок. Необрезанный. Чад бы изошел слюной от зависти.

Фрэнсис понимал, что следовало бы сначала надеть презерватив на «штык» парня, прежде чем брать его в рот. Но после того как они втиснулись в кабинку уборной, целуя и лаская друг друга, бурлящие в крови кокаин и виагра подстегнули его, вынуждая немедленно содрать одежду и начать трахаться — на остальное ему просто было наплевать. Не хотелось затруднять себя. По правде говоря, он даже не прочь был подхватить какую-нибудь незначительную венерическую болезнь — небольшой подарочек для Чада, когда он вернется домой. Вот тогда тот узнает, что Фрэнсиса еще рано сдавать в утиль.

У австралийца член был просто огромным, гораздо больше, чем у Чада. Фрэнсис ощущал, как тот становится все больше и тверже, пока он сосал и ласкал его, глубоко погружая в рот. Фрэнсис сжал яички австралийца одной рукой, другую положив на основание пениса. Он почувствовал, как яички сжались и взбухли, и затем неправдоподобно большое количество спермы начало изливаться в горло Фрэнсиса горячими толчками.

Фрэнсис проглотил ее.

Сиду и его племяннику не составило никакого труда найти Джека. Швейцар в гостинице с превеликим удовольствием выложил им, куда отправился сварливый старый хяоле с ходунком. Он, де, швейцар, собственноручно загрузил этот самый ходунок в багажник такси, и все такое. И разве этот хромоногий старый ублюдок соизволил дать ему чаевые? Конечно же, нет, черт его дери.

Выслушав гостиничного служащего, Джозеф с Сидом отправились в заведение под названием «La femme nu».

Джозефу не нравились стриптиз-клубы. У него были другие интересы. Он любил повторять, что ритуальное превращение женщины в объект продажи является бездушной и горькой дискриминацией, которая к тому же оскорбляет его эстетические чувства. Но на самом деле в тот единственный раз, когда Джозеф оказался в стриптиз-клубе, царящая там атмосфера просто произвела на него гнетущее впечатление. Вожделеющие мужчины, женщины с лоснящейся от масла кожей, непомерно раздутыми грудями и в нелепых тряпочках, трясущие своими прелестями, — все они казались карикатурными, походили на внезапно оживших-героев японских комиксов, изображающих близость или, лучше сказать, воображаемую фантазию о близости.

Джозеф не знал, в каком воспаленном воображении могли возникнуть подобные химеры. Что не в его, это уж точно.

Злобная медсестра, проверяющая пульс, дама-библиотекарь, держащая книгу, или школьная учительница, нацепившая большие черные очки, внезапно разгульно распускала волосы, высвобождала свои внушительные груди и начинала биться промежностью о большой блестящий металлический шест, в то время как мужчины одобрительно улюлюкали и запихивали деньги в ее белье — с какой планеты они прилетели?

Сид и Джозеф прошли через неоновую дверь «La femme nu». Тотчас же они заметили Джека, который словно приклеился к сцене: голова его была запрокинута, подставляя лицо навстречу разбухшей, упакованной в латекс вульве юной кореянки с гигантскими, высоко торчащими силиконовыми грудями. С лица Джека не сходило удивленное выражение. Несомненно, он находился во власти глубокого и нового для него чувства, переживал самое настоящее мгновение открытия. Он развернулся к сидящему рядом с ним белому парню:

— Вы знали, что у китайских куколок такие большие сиськи? Черт, не могу поверить, что это возможно!

Потом, снова повернувшись к сцене, сказал:

— Иди сюда, Тигровая Лилия!

Она приблизила к нему свою герметично упакованную задницу, поднимая и опуская ее под музыку, в то время как Джек, пошатываясь на трясущихся ногах, привстал. Он засунул пару купюр в ее резиновые трусики, далеко оттянув пояс и затем резко отпустив его. Необыкновенно сладострастный шлепок резинки, с силой соприкоснувшейся с плотью, вырвал из его груди звериный вой.

— О боже! У тебя самая сладкая попка, которую я когда-либо видел!

Сид и Джозеф заметили, как Джек покачнулся, всплеснул руками, словно пытаясь вернуть равновесие, и рухнул без сил на стул.