Язычник - Арина Веста Страница 23

— А это безумный мечтатель, — прошептал Абадор. — Мы называем его Кулибин. Вся научная фантастика, начиная с Джонатана Свифта с его Лапутией, покажется школярским сочинением рядом с его проектом «Небесных врат»! Но, тс-с об этом.

За столом раздался резкий хруст. Серебряная литая вилка в руках Леры сломалась пополам, на ладошке проступила кровь. Ничего не понимая, она показывала всем проколотую ручонку. Диона бросилась к девочке, появились бессменные Мымра и Гаргулья и помогли увести бледного, сердито мычащего ребенка. Начальник охраны Командор притащил аптечку. Я продезинфицировал и довольно ловко забинтовал раны Леры. После этого ее уложили на высокую кружевную лежанку с балдахином и оставили на попечение охранниц.

Когда все успокоились, Диона вернулась на свой трон из красного дерева. На его высокой резной спинке красовалась инкрустированная корона. И тут оказалось, что нашего полку прибыло. У дверей смущенно переминался с ноги на ногу невысокий человек в длинном темном пальто, по виду священник. Он принес с собой сырой запах ветра, костра и полыни. На худом, веснушчатом лице топорщилась рыжеватая бородка, реденькие волосы были стянуты на затылке в узкую косицу. В его движениях и позе ощущалось беспокойство и даже робость, видимо, сюда его пригнали неотступные мирские заботы.

— Отец Паисий, просим, просим… Откушайте с нами рыбца, холодца, карася и порося… — развязно болтал Абадор, озирая сутулую фигуру в затертой, облитой свечным воском рясе.

— Спаси Бог, уже позавтракал.

Батюшка все же подсел к столу и отщипнул зеленую виноградину. Он всеми силами избегал смотреть в лицо Абадора и смущенно прятал красные обветренные руки в длинные рукава. Нет, пожалуй, я был не прав. Стоило ему взглянуть чуть пристальней, и впечатление о нем менялось. Чистейшая душа, наивная, но несгибаемо-праведная светилась в его небольших, прозрачно-светлых глазах.

— Как идет строительство? — жуя крылышко, прочавкал Котобрысов.

— Вот по этому поводу я, собственно, и пришел. Строители не уложились в смету, требуют денег, — священник опустил глаза и покраснел.

— Не смущайтесь, батюшка, — в голосе Котобрысова звенело сочувствие. — Когда моего любимого Аристиппа упрекнули в том, что его слишком часто видно у золоченых дверей вельмож и богачей, то этот великий муж древности с достоинством отвечал: «Врач всегда сам приходит к больному, ибо он знает, что ему нужно, а вот богачи не в состоянии осмыслить своих истинных потребностей».

Батюшка согласно кивал, избегая смотреть в сторону управляющего.

После завтрака Абадор вызвался показать мне имение, дабы выбрать место для алхимического полигона, моей будущей лаборатории.

Экскурсию он начал с пристани из белого камня. Пришвартованные катера покачивались под резким северным ветром. На одном из них Вараксин ежедневно «летал» в Петербург. Часа полтора мы созерцали восстановленный барский дом, почти дворец. По словам Абадора, это загородное имение до революции принадлежало высокородным вельможам. В прошлом веке оно прошло все стадии деградации от колонии для малолетних преступников до больницы для душевнобольных. Но теперь сам дух несчастья и запустенья был изгнан за электронные рубежи охраны. Вокруг имения был возведен тройной забор, и по периметру круглосуточно маневрировали охранники.

Великолепный особняк, летний павильон, копия петровского «Монплезира», реликтовые, чудом выжившие деревья, старинный парк, гроты и правильно-округлые пруды с ажурными мостками, выглядели трогательно и живописно. На ярко-зеленом выбритом лугу гарцевали черные лоснящиеся кони. Легкие, как мухи, жокеи, правили драконами из моего ночного видения.

Небольшой одноэтажный особнячок стоял уединенно в старой дубовой роще и был лишь наружно отреставрирован. В нем Абадор и намеревался разместить алхимический «цех». Цокольный этаж еще не имел внутренних перекрытий, и под ним просматривался старинный подвал с высокими сводчатыми арками, выложенный красным осыпавшимся кирпичом.

— А теперь попрошу на аудиенцию к светлейшему Рубену Яковлевичу…

Мы вновь вернулись во дворец и по парадной лестнице вознеслись на третий этаж. В стенных нишах, соперничая с коллекцией Эрмитажа, зябли античные боги. Потолки в золотой лепнине, облаках и пухлых купидонах, несомненно, сообщались с небесными эмпиреями. По сквозной анфиладе комнат Абадор вел меня в кабинет хозяина.

— Друг мой, наш обожаемый Рубен Яковлевич у себя в кабинете вершит великие дела! И если завтра задрожат котировки ведущих валют, сорвется «северный завоз» или где-нибудь в Новой Зеландии столкнутся наливные танкеры, если лопнет крупнейший нефтяной картель или Ливия закроет все свои скважины, или, скажем, случится небольшая революция в нефтедобывающем регионе, значит, Рубен Яковлевич немного подергал за ниточки в своем кабинете.

Кабинет Вараксина представлял собой довольно занимательную смесь старины и новейших технологий. Все возможные средства коммуникации разместились среди антикварной мебели орехового дерева и тяжелых, шитых золотом портьер. За окном кабинета рябило черное зеркало пруда. На берегу, меж багряных кленов, притаилась романтическая мраморная беседка. Этот пейзажный набросок был виден только с верхних этажей особняка.

По барскому обычаю позапрошлого века, Рубен принимал посетителей в блестящем шелковом халате поверх офисной рубашки. Я впервые видел его близко. Он был невысокий, узкогрудый и скроенный как бы наспех. Лишенный магической ауры своих миллионов, сияющих «кадиллаков», вспышек софитов и толкотни быковатой охраны, этот «денежный мешок» был скучен и сер. В его зрачках, словно в арифмометре, проворачивались столбцы цифр, прыгали курсы котировок и количество добытых баррелей. Но никакой, даже самый фантастический гешефт не оживлял бледного угловатого лица. В этих невыразительных мятых чертах сквозила библейская тоска и загнанность. Близость великолепной Денис, похоже, мало радовала его и не отбрасывала и лучика света на его плешь и темные мешки под глазами.

Олигарх был заложником своего невероятного богатства, своих особняков, нефтяных башен-вампиров, без остановки тянущих соки земли. «Кроткие наследуют землю», а все ее полезные ископаемые готовился унаследовать Рубен Яковлевич, вынашивая под своей плешивой «тонзурой» проекты летающих городов и планы грядущего освоения космических месторождений, чтобы даже космосу досталось от его неуемной активности. Но вся эта бешеная деятельность была лишь обратной стороной его пустоты и тоски. Через мгновение я раскрыл его тайну: он был такой же человек, как все, только более несчастный и несвободный. Вечно настороженный, собранный и одинокий, он жил в центре созданной им радужной, переливающейся искрами богатства, изящной и совершенной паутины. Но не успевал даже увидеть ее со стороны или насладиться ее волшебной архитектурой. Так и жил год за годом, щупая влажной лапкой пульс липких нитей, постоянно чувствуя во рту хитиновый привкус пережеванных конкурентов.

Астрономические расходы по созданию шарлатанской лабораторииа не испугали, а, похоже, даже обрадовали Вараксина. Он с непонятной поспешностью шел навстречу любым намекам управляющего, и из туманных высказываний Абадора я понял, что все это должно иметь какое-то отношение к здоровью и настроению Леры. Электронный микроскоп, фигурное стекло ручной отливки, уникальные приборы, таинственные «помещения с зоной особой секретности», камины, тигли, электролизные ванны, все, что беглой рукой под мою диктовку набросал Абадор, было мгновенно утверждено.