Этрусская химера - Лин Гамильтон Страница 24

В опасной близости у края утеса располагались руины старинного здания. Стены его растрескались и обрушились, здание казалось заброшенным и забытым, предоставленным собственной участи, и кончина его приближалась вместе с краем обрыва. Скоро оно последует из этого мира — следом за Понте, древними стенами и некрополями этрусского города и куда менее древними сооружениями, рухнувшими в темную пропасть, когда земля разверзлась под ними. Разглядывая руины этого монастыря, я вдруг ощутила некое родство с ним; одинаково беспомощные, не имеющие возможности сдвинуться с места, оба мы увлекались течением событий к бездне. Я пожалела о том, что встретилась с Кроуфордом Лейком, что его деньги и мои собственные амбиции ослепили меня. Раздосадованная тем глубоким впечатлением, которое произвело на меня это место, я заставила себя вернуться в отель, чьи освещенные окна и людные помещения уже казались мне чем-то вроде убежища.

Однако, приблизившись к нему, я быстро избавилась от подобного чувства. Гостиница располагала двумя небольшими стоянками, одна из них находилась сбоку отеля, другая позади него. Я оставила свою машину возле красного «ламборджини», того же самого автомобиля, который запомнила по Ницце, при том же желтом зонтике за задним стеклом, и вошла в отель через боковую дверь. И по дороге через прореху в зеленой изгороди с удивлением заметила карабинеров на задней стоянке. К моему ужасу они вскрывали багажники автомобилей и заглядывали в них, посвечивая фонариками. Отодвинувшись в тень изгороди, я попыталась сообразить, что же теперь делать. Итак, полиция обыскивала автомобили. Когда они доберутся до моего, то обнаружат украденную этрусскую гидрию, если только я не перепрячу ее в другое место. Оставалось быстро пройти к автомобилю, отъехать, прежде чем полиция окажется рядом, и отыскать какое-нибудь укромное местечко для гидрии, где она пробудет, пока я не свяжусь с Лейком. Я повернула назад к машине.

И в этот самый момент темно-зеленый «пассат» с разбитым задним фонарем и глубокой царапиной на бампере подкатил к входной двери в трех или четырех автомобилях от моего. Вышедший из него водитель жестом подозвал к себе посыльного. При этом он чуть повернулся, и висевший над входом фонарь осветил Пьере Леклерка, а может быть, и Леконта, как считал Годар. Совпадений сразу стало как-то слишком много для меня. Каким бы именем не звался этот человек, он находился в Виши, судя по автомобилю, хотя я и не видела его, он же останавливался и в Ницце — в том же самом отеле, что и я сама. И в какой-то момент гидрия, которую я видела в стеклянной витрине в шато Годара, гидрия, украденная уже дважды, если не трижды, перекочевала в багажник моего автомобиля.

Протянув руку к щитку, Леклерк открыл багажник, и жестом приказал посыльному доставать его вещи, сделав шаг к двери. Мальчишка извлек два больших чемодана и локтем попытался захлопнуть крышку. Однако поврежденный замок не дал багажнику закрыться, и крышка его осталась приоткрытой на несколько дюймов. Не думая, что делаю, буквально на автопилоте, я проводила взглядом обоих, огляделась, и не заметив никого вокруг шагнула к своей машине, достала из багажника картонку, переложила ее в машину Леклерка, села в собственный автомобиль и отъехала. Так сам собой осуществился план «Б». Только отъехав на несколько миль, я вспомнила, что у меня была назначена встреча с этим превосходным человеком, Сезаром Розати.

Отель, в котором я предпочла остановиться в Ареццо, оказался куда более скромным, чем те, в которых я шиковала во время своей прогулки по Европе, предпринятой по заданию Кроуфорда Лейка. Откровенно говоря, здесь было несколько неопрятно. Подобно многим итальянским общественным заведениям невысокого пошиба он был украшен в гамме красных цветов: красные занавески, красные покрывала, красные плитки в ванной. Обычно подобного рода убранство оскорбляет мое эстетическое чувство. Так сказать, профессиональная болезнь человека постоянно имеющего дело с прекрасным в его разнообразных проявлениях: таким как я трудновато угодить. Тем не мене здесь, в крошечной гостинице, расположенной в стороне от Корсо Италия, главной улицы Ареццо, я чувствовала себя куда более на месте, чем в навязанных Лейком очаровательных и дорогих отелях-бутиках. Что скрывать, в сердце своем я лавочница, а не аристократка. Помимо сомнительной гаммы цветового убранства, здесь была горячая вода, — когда таковая вообще с завываниями пробивалась по трубам, явно оставшимся в этих стенах со времен еще доисторических, — кроме того, из соседнего номера, словно бы стена была сделана из картона, постоянно доносился скрип пружин, а также стоны и кряхтение какой-то чрезмерно увлеченной друг другом пары. Тем не менее у этого заведения была одна чрезвычайно положительная черта: за исключением Антонио — если только он прослушивал сообщения своего автоответчика — никто не знал о моем пребывании здесь. Я позвонила в агентство, занимающееся арендой автомобилей, убедила его представителя в том, что машина все время глохнет, и настояла на том, чтобы мне поменяли ее на новую. Потом я позвонила в Вольтерру, в гостиницу, и сообщила туда, что отъеду раньше, чем собиралась. Вернувшись в свой номер, я как можно скорее упаковала сумку, расплатилась по счету с учетом лишнего дня, чтобы не было разговоров, а потом растворилась — во всяком случае, я надеялась на это — в лучах заката.

Вытащив карту, я стала искать городок, расположенный как можно дальше от Леклерка и карабинеров, но достаточно близко к Вольтерре, чтобы можно было при желании в любое время встретиться с Лейком, как только он позвонит, а я надеялась, что это случится достаточно скоро. Остановилась я на Ареццо.

С моей точки зрения, отель обладал несколькими существенными достоинствами. Персонал вел себя вежливо, не докучливо и — самое главное — не проявлял любопытства, клиентура же по большому счету оставалась непостоянной: студенты с рюкзаками, а иногда залетевший на короткое время бизнесмен. Здесь можно было недурно позавтракать — днем помещение превращалось в бар — и к вполне пристойному «капуччино» прилагалась лучшая, чем в среднем, утренняя трапеза из холодной нарезки, сыра, фруктов, неограниченного количества круассанов и хлеба.

* * *

— Не разрешите ли сесть рядом с вами? — услышала я на следующее утро рядом с собой голос, когда за кофе погрузилась в газету, надеясь отыскать в ней упоминание об украденной этрусской вазе или аресте человека, известного мне под именем Пьер Леклерк. — В столовой уже достаточно людно, и свободных столиков просто не осталось.

Мне хотелось сказать нет. Пару дней назад я просто тосковала по обществу. Но теперь, учитывая все случившееся, я мечтала только об одиночестве. Оторвавшись от чтения, я увидела перед собой женщину лет шестидесяти — шестидесяти пяти, седую, кудрявую и загорелую, одетую в джинсы и рубашку в цветочек. Крохотная, дюйма или двух не достигавшая до пяти футов, она превращала меня — женщину среднюю во всех отношениях — в какую-то гигантессу. И я поняла, что не в силах отказать ей.

— Прошу вас, — я жестом указала на стул напротив себя.

— Будьте добры, «эспрессо», — обратилась она к официанту.