Тайна великого живописца - Нина Дитинич Страница 24

– Нет, про розу ничего не слыхал… Кошмар какой!..

– Вот и я про то. Но меня сейчас интересует фотопортрет Маргариты. Чья была идея сфотографировать вашу дочь таким образом: ее или погибшего фотографа? У фотографа уже не спросишь, а вашу дочь еще можно спасти.

– Сфотографироваться – это точно Ритина затея, в ее духе, но вот где она находится, я сам бы хотел знать. Если она объявится дома, я вам сразу позвоню, ведь вы поможете моей девочке?!

– Да, я оставлю вам свой номер, – смутился Суржиков и протянул Вишневскому свою визитку. – Может, еще что-нибудь вспомните?

Разглядывая визитку, Вишневский покачал головой.

– Нет, к сожалению, ничего больше сказать не могу.

Остановившись в местной гостинице, следователь навестил сотрудников местной полиции, но те ничего полезного о Вишневских не сообщили, обычная семья.

Перед отъездом Суржиков решил навестить мать Инги в больнице и утром наведался к ней.

Галина Витальевна лежала в общей палате. Помимо нее здесь, на кроватях, томились в духоте еще семь больных женщин.

– Может быть, окно отрыть? – добродушно предложил следователь.

Мнения больных женщин по этому поводу разделились, и все закончилось ссорой. Суржиков пожалел, что влез со своей добротой, и быстро прошел к кровати Галины Витальевны.

Женщина сразу его узнала и, страдальчески сморщившись, заплакала, размазывая слезы по лицу:

– Это Петька во всем виноват и его любовница… Если бы он не ушел из дома, ничего бы этого не было…

Больные навострили уши и с любопытством уставились на них.

Суржиков вздохнул, наклонился ближе к Галине Витальевне и стал тихо ее расспрашивать.

После слов Жаркова, что Маргарита была практически у них в руках, Башлыков расслабился. Но когда вместо того чтобы ее привезти, начальник охраны сообщил, что девушка бесследно пропала, он пришел в дикую ярость.

– Идиоты! Дебилы! И за что я вам плачу? За то, что вы мне лапшу на уши вешаете?! В фотостудии опять художника убили, наверняка Ритка замешана…

Почтительно вытянувшись, Жарков клялся, что ее разыщут, чего бы этого ни стоило…

Вдруг в коридоре послышался шум, женский визгливый голос, и тут же в комнату, словно вихрь, ворвалась ярко накрашенная женщина с искаженным злобой лицом, в наряде от-кутюр стиля пятидесятых и с «бабеттой» на голове.

Увидев жену, Башлыков мгновенно поджал хвост и стал ручным. Всплеснул руками, кинулся обнимать.

– Солнышко, почему не предупредила, что приедешь? Я бы тебя встретил, – залебезил он, махнув рукой Жаркову, чтобы тот скорее уходил.

Начальник безопасности не заставил себя ждать и тут же скрылся.

Элла Гордеевна с силой оттолкнула мужа.

– Ты мне зубы не заговаривай! А ну рассказывай, что здесь происходит? Что за любовница у тебя? Почему ее разыскивают? Рассказывай, милый друг, что натворил! – Она плюхнулась на диван и сердито уставилась на него. – Я жду!

Башлыков раздраженно пожал плечами: надо же, горничная уже сдала его жене, и почему он ее не выгнал?

– А что рассказывать? Все это слухи, происки врагов. Я тебе давно говорил: нужно бежать из страны, здесь нет свободы…

Женщина усмехнулась:

– То, что свободы нет, это ты переборщил, мы бы таких капиталов не заработали. Но у тебя скоро свободы может и не быть. То, что бежать надо, правильно говоришь, и чем быстрее, тем лучше. Ты в курсе, что у тебя в мэрии прокурорская проверка идет?

– Я все держу под контролем, – поморщился он. – Деньги в Лондон уже все перевел, осталось у меня тут одно дельце на огромные бабки…

– Какое дельце?! – взвилась Элла Гордеевна. – Собирай чемодан, и отчаливаем! Дурак, тебя не сегодня, так завтра посадят! Ты как хочешь, а я завтра уезжаю…

– Езжай, а я задержусь, – уныло пробасил Башлыков. – Мне надо разыскать картину, без этого я в Лондон не могу поехать…

– Что за картину?

– «Неизвестная» Крамского, у меня ее украли.

У Эллы Гордеевны брови удивленно поползли вверх:

– Что ты мелешь? Какая «Неизвестная»? Ты сроду в искусстве не разбирался, а тут вдруг Крамской, и вообще столько денег потратил на всю эту туфту, – пренебрежительно кивнула она на картины на стене.

– Что ты в этом понимаешь? – не стерпел Башлыков. – Умные люди вкладывают деньги в антиквариат, это отличное вложение! Двадцать процентов прибыли в год, а у меня картины – одни шедевры…

Жена недоверчиво покачала головой.

– И как ты эти шедевры вывезешь?

– У меня есть заключения, что это копии, разрешенные к вывозу. Ты их и провезешь.

Презрительно скривившись, Элла Гордеевна изрекла:

– Втягиваешь меня в авантюру?

– Хорошо, если не хочешь, – кротко согласился он, – я сам этот вопрос решу.

– Любовницу попросишь? – ядовито ухмыльнулась женщина.

– Не твое дело, – обозлился Башлыков. – Сказал – сам, значит, сам…

– Как хочешь, – вскочила она с дивана. – Пойду собираться, у меня завтра утром самолет… – У дверей Элла Гордеевна обернулась. – Я на твоем месте уже давно бы в Лондоне была, а все дела поручила бы Генке Жаркову, он мужик неглупый, все сделает как надо…

– Пожалуй, ты права, – мрачно пробурчал супруг и начал звонить начальнику охраны.

Но тут Башлыкову позвонил Чарущев и потребовал срочно встретиться.

– Приезжай, – согласился мэр.

– Нет, – холодно отказался тот. – Давай в клубе, в ресторане через час.

Башлыков недовольно согласился и встревожился, что нужно от него Чарущеву?

Прихватив с собой Жаркова, Башлыков отправился в клуб.

Чарущев уже сидел за столиком и угрюмо смотрел на фонтан.

Жарков направился к бару, а Башлыков к столу директора фотостудии.

– Привет, – небрежно бросил он, присаживаясь напротив. – Как дела?

– Дела, как видишь, не очень, – занервничал Чарущев. – Моего лучшего художника убили, а он мне приносил основную прибыль, все на нем держалось…

Башлыков мрачно опустил голову.

– Понимаю, разделяю твое горе…

– Вот только не надо мне выражать свою скорбь, – раздраженно перебил его Арсений. – Тебе все равно этого не понять, ты мне только одно скажи: что происходит?!

Башлыков с недоумением пожал плечами:

– Не понял, о чем ты?..

Просверлив его ненавидящим взглядом, Чарущев процедил:

– Тебе ли не знать, что происходит? Ведь все мои неприятности начались, как только я с тобой связался… Сначала твою девку грохнули, потом моих двоих…