Игра без правил - Энтони Гальяно Страница 24

Глаза инспектора сузились, а сигарета застыла на полпути от губ к набитой окурками пепельнице.

— Джек Вонс? — переспросил он. — Ты случайно не личным тренером работаешь?

— Работаю.

— Господи, — произнес Кортес.

Несколько мгновений он изучал меня, затем поднялся.

— Снимите с него наручники и оставьте нас, — сказал он.

Он потушил сигарету и сел. Эллис и Купер стояли неподвижно. Похоже, они ничего не понимали, но потом все-таки сняли наручники и с подавленным видом вышли.

Когда мы остались одни, Кортес отвернулся и открыл дверцу небольшого холодильника позади стола. Пока он копался, я прочитал висевший на стене наградной лист. Десять лет назад, будучи пограничником в Техасе, он спас мексиканца, тонувшего в Рио-Гранде. Должно быть, за это его и перевели в Майами. Кортес снова сел ровно, держа в руках две банки диетической колы. Одну он поставил передо мной.

Открыв банку, он сделал несколько глотков и задумчиво поставил ее на стол.

— Помнишь «Таб»? [10] — спросил он.

— Конечно, но думаю, его больше не производят.

— Производят, только найти трудно. В Мексике его можно заполучить.

— В Мексике все можно заполучить.

— Ага, особенно триппер.

Мы посмеялись, но недолго. Воцарилась тишина — словно связь оборвалась. Мы сидели с банками шипучки, глядя друг на друга.

— Ты занимался с моей женой, — сказал Кортес.

— Смеетесь.

— Нет, я серьезно. Около года назад.

— Может быть. Не помню. В нашем деле люди приходят и уходят.

— У нас то же самое.

— А как звали вашу жену?

— Сюзан Эндрюс. Блондинка, короткие волосы. Высокая такая. Только не надо рассказывать, что ты ее не помнишь.

— А, да. Конечно, помню.

— Спорим, что и задницу ее ты помнишь?

— Не без того.

— Кто б сомневался. Не дрейфь, Джеки. Теперь это не важно. Мы давно разошлись.

— Соболезную.

Кортес наклонился вперед и сложил руки перед собой. Он так пристально смотрел на них, что я решил, будто он собирается помолиться. Вдруг он поднял голову и уставился на меня с подозрением.

— Скажи честно, — тихо произнес он, — ты с ней не того?

— С чего вы взяли?

— А почему нет?

Я задумался.

— Она была замужем за полицейским. Я что, по-вашему, дурак?

— Учитывая твое нынешнее положение — да, — сказал Кортес, оглядывая комнату.

— Спасибо.

— Не за что.

Он прикурил еще одну сигарету.

— Да, кстати, пока ты у меня в гостях, Джек, позволь задать один личный вопрос. Что ты делал сегодня утром в море и почему в тебя кто-то стрелял? Ты знаешь, кто это был?

— Понятия не имею, — ответил я.

— Значит, какой-то парень падает с неба и решает тупо пострелять по тебе.

— Не вижу другого объяснения.

— А я вижу, — возразил Кортес. — Предположим, что работа личным тренером не приносит таких бешеных бабок, как ты рассчитывал. Тогда ты находишь напарника с быстрым катерком, вы набираете шайку гаитян или кубинцев, берете с них деньги и доставляете на берег. У контрабандистов неплохие заработки. Если б они обеспечивали еще и стоматологическую страховку, я бы сам сменил работу.

— Вы думаете, я контрабандист?

— Я думаю, мать твою, что ты безбожно врешь. Я считаю так: твой напарник решил начать сольную карьеру и оставить денежки себе. Ты полетел за борт, как мешок с дерьмом, и он несколько раз выстрелил тебе в голову. Но тут появились мы, и ему пришлось свалить. Я прав?

— В таком случае, — сказал я, — где те самые гаитяне? Ой, погодите, я понял! Мы с напарником забыли, что мы американцы, и стали нелегально ввозить друг друга в Майами. Сегодня утром была моя очередь. Точно! Знаете, инспектор, Сюзан говорила, что вы сумасшедший. Теперь я с радостью вижу, что она ошибалась.

— Она говорила, что я сумасшедший? — напрягся Кортес.

— Ну, она упоминала, что вы ревнивый, скажем так.

— Ты хочешь сказать, она в тебя не втюрилась?

— В лицо она мне ничего не говорила.

— Черт побери, что значит «в лицо»? Ты, что, мать твою, карлик, что ли?

Я смутился. Уже давно никто не называл меня карликом.

— Думаю, мне нужен адвокат, — сказал я.

— Что ты делал в воде?

— Плавал. Я же личный тренер. Мне нужно поддерживать форму.

— А как насчет парня с винтовкой? По-твоему, мы должны забыть о нем? Просто выловить тебя из океана и отпустить на все четыре стороны?

— Иногда надо забывать прошлое, — невинно ответил я. — Кроме того, это же Майами: тут в людей стреляют каждый день. Может, он меня с кем-то перепутал.

Инспектор слегка улыбнулся, взял черный старомодный аппарат и поставил передо мной так, словно вручал подарок.

— На, звони, дерьмо несчастное.

Я набрал номер и стал ждать. Кортес ухмыльнулся.

— Какому адвокату звонишь? — спросил он. — Будь я на твоем месте, его фамилия была бы Дершович.

— Мне не хватит на него денег, — ответил я. — Я звоню твоей бывшей жене.

Кортес удивленно моргнул, потом его глаза расширились. Он широко улыбнулся и сделал глубокую затяжку.

— Это будет лучше, чем я думал, — сказал он, выпуская дым. — Вот сучка удивится.

Когда мы познакомились, Сюзан Эндрюс, бывшая Сюзан Кортес, была трудолюбивым и крайне низкооплачиваемым прокурором. Ее направил ко мне судья Драйер, мой клиент, которого, к прискорбию, посадили за взяточничество. Сюзан тогда как раз разводилась с мужем, и я стал свидетелем ее превращения из несчастной супруги в свободную женщину. Как-то раз она увидела Рубена выходящим из мотеля «Стардаст» на Бискейнском бульваре со своей лучшей подругой, помощником адвоката с весьма соблазнительной фигурой. Тогда она решила не только избавиться от Рубена, но и нанять личного тренера, чтобы снова войти в форму. Я занимался с ней пять дней в неделю, что немало для женщины в разводе, которая видит развратника мужа в любом мужчине, неосмотрительно оказавшемся поблизости.

За пятьдесят баксов в час можно и по минному полю погулять, если веришь, что сможешь на этом заработать. Сюзан мне в общем-то нравилась. Она была злая, сумасшедшая, от нее исходили нехорошие флюиды, из-за которых порой тянуло купить пистолет, и все равно она мне нравилась. Она сразу дала понять, что ненавидит мужчин и снизошла до меня только по рекомендации судьи Драйера. Я, в свою очередь, намекнул, что мне глубоко наплевать на ее личные проблемы и меня интересуют только деньги, что, конечно, должно было ей импонировать.