Иллюзия Луны - Этери Чаландзия Страница 25

Кир аккуратно и неторопливо вытер свои кисти, разложил их по размеру и, чтобы хоть что-то сказать, поинтересовался, чем старейшины предлагают ему «подправлять» усопшего, пастелью или маслом? Ирония здесь не конвертировалась по причине отсутствия сравнительной системы. В ответ один из них молча достал из-за спин целлофановый пакет с дешевой женской косметикой. Осмотрев тени и румяна, явно с боями отобранные по всей долине, Кир почувствовал себя участником пьесы, в которой все роли уже были распределены – мужчина умер, дочь выехала, алтайцы испортили тело, а женщины расстались с любимыми игрушками. Оставалось подчиниться и разрисовать неизвестного покойника, как живого. Он сгреб пакет и отправился вслед за посыльными к хибаре, одиноко стоявшей на отшибе.

Дальше было все, чего он ожидал, и даже сверх того. Привязанная к изгороди лошадь, чуя смерть, билась и хрипела, собаки выли и метались по двору, в доме было пусто, страшно, и уже во второй полутемной комнате на столе лежал усопший. Кир опомниться не успел, как ему сунули в руки бутылку водки, втолкнули внутрь и поспешно захлопнули дверь.

– Чего ради? – проворчал он, повязывая на лицо платок. – Воняет на соседней улице, а они двери закрывают. Русского духа боятся, нехристи…

Однако большая часть алтайцев была крещеной, и боялся он сам. И покойника, и этого дикого запаха, который, казалось, проникал под кожу, и того, что ему предстояло сделать. Безнадежно, как заключенный, Кир тщетно подергал крошечное окошко под самым потолком. Он отхлебнул водки, поморщился, нащупал в пакете коробочку с пудрой и, косясь куда-то на восток, приблизился к столу…

Об окончании этого дня у него остались самые смутные воспоминания. Кир, никогда не любивший крепко выпить, в пять минут опустошил бутылку, затем локтем высадил хилое стекло в окошке и часа полтора рассказывал покойнику о тщете всего земного. Однако, разглагольствуя, работал не покладая рук, поэтому, когда в дверь постучали, он, заплетающимся языком, но громко и гордо скомандовал:

– Заходи!

Вошли все те же алтайские хлопцы. А может, и другие, Кир и при свете дня, и на трезвую голову не очень-то их различал. Молча встали вокруг стола, подняли его вместе с телом и потащили к выходу. Кир, держась за пустую бутылку, как за последнюю опору, двинулся следом.

Коршуны вращались уже совсем близко, собаки, захлебываясь, брехали в спину, группа местных жителей молча жалась в отдалении, а посреди двора, склонившись над покойником, стояла совсем юная девушка с крышкой гроба в руках и… тихо смеялась. Кир, с трудом отдирая свинцовые ноги от вдруг ставшей такой тяжелой планеты, приблизился, чтобы взглянуть в лицо «безутешной». Оно было прелестно.

Опустив глаза на покойника, Кир оторопел. Ужас ударил сквозь хмель, и Киру мучительно захотелось смыться в степь, оседлать восточный ветер и улететь куда-нибудь за горизонт. Правильное и породистое лицо почившего мужчины было расписано, как физиономия дешевой проститутки. Жемчужные перламутровые тени переливались на веках, алый румянец в пол лица убеждал в том, что разврат бессмертен, а пунцовые губы сложились капризным увядшим бутоном. Кир застонал и с криком «Мама дорогая!» рухнул без чувств под стол.

Позже, уже от Лидии, а это она тогда стояла во дворе, он узнал, чем все закончилось. Покойника занесли обратно в дом, она смыла весь тот кошмар, который в полутемной комнате изобразил пьяный Кир, мертвое тело уложили наконец в гроб и погрузили в машину. Туда же втащили бесчувственного Кира. Мужчины быстро сбегали за его вещами, и вскоре печальная повозка затряслась через горы в направлении краевого центра. Кир окончательно пришел в себя, когда самолет разворачивался в полях над Москвой, заходя на посадку. Воспоминания проступали постепенно, под их грузом он все больше корчился и съеживался в кресле, так что, когда лайнер сел, Кир казался себе беспомощным карликом, забравшимся в гигантские одежды. Глядя на тонкий профиль незнакомой девушки, подсвеченный огнями за стеклом иллюминатора, он думал, что все случившееся в долине никогда не сможет соединить двоих людей. Он ошибался. Возможно, шаманы знали, о чем его просили. А может, и нет. Кто теперь скажет?..

– Простите, у вас прикурить не найдется? – раздалось у него над ухом.

Кир поднял глаза. Перед ним стояла та самая стройная барышня в белой шапочке, но уже одна, без подружки. Снежный мех сверкал на солнце, несмотря на то, что это тоже был убитый кем-то прелестный зверек, на этот раз Киру было его совсем не жаль.

– Да, конечно. – Он встал со скамейки, достал из кармана спички и на мгновение оказался так близко к темным глазам, что смог разглядеть и комочек туши на ресницах, и каплю стаявшего снега, зависшую на виске.

От девушки пахло морозом, сдобой и чуть горьковатым запахом незнакомых духов. Кир затушил спичку и отступил на шаг, чтобы рассмотреть ее с расстояния. Что сказать, незнакомка была хороша.

– Можно? – спросила она, кивнув в сторону скамейки.

– Конечно, – Кир поспешно стряхнул несуществующий снег, и они уселись рядом.

Он тоже закурил, и ветер поволок в сторону уже две струйки дыма.

– А где ваша подруга? – спросил Кир первое, что пришло в голову.

Девушка пожала плечиком.

– Позвонили, дела какие-то срочные, ушла, – она стряхнула пепел. – А вы с детьми гуляете?

– С внуками, – уточнил Кир.

Девушка с неподдельным удивлением посмотрела на него.

– Никогда бы не подумала, – она улыбнулась. – Вы такой…

– Какой? – Кир с удовольствием рассматривал румяные то ли от мороза, то ли от смущения щеки.

– Ну, вы производите впечатление… – девушка постучала сапожками, стряхивая с них снег.

Кир только приготовился задать следующий вопрос, но она продолжила сама.

– Вы не похожи на других…

– …дедов? – улыбнулся Кир.

Девушка с облегчением расхохоталась.

– Да, на дедушку вы точно не похожи, – она покосилась на Кира.

– Как вас зовут? – спросил он.

– Софья.

– Кирилл Александрович, Кир, – он снял перчатку и протянул ей руку. – Очень приятно.

Ее рука была прохладной и упругой. Испытание для любого мужчины: такая ладонь подсказывала воображению, каким было тело, спрятанное под слоями одежды.

– Ну, скажите, а у вас дети есть? – блуждая в поисках темы для беседы, поинтересовался Кир.

Она качнула головой.

– Нет. Я вообще детей не очень люблю. Простите… – она поправила шапочку.

– Да нет, ничего. А можно узнать, почему?

– Вам правда интересно? – как будто с неохотой поинтересовалась она.

– Конечно!

– Как вам сказать… – девушка покосилась в сторону ревущих от злости близнецов, которые не то что игрушек, снега в сугробе не могли поделить. – Может, инстинкты еще не проснулись, может, еще чего. У меня уже все подружки нарожали детей. Знаете, замужем, не замужем – без разбору. Та, с которой я шла, – у нее вообще двойня. Она их с мамой оставила. Сбежала. «Надоело, – говорит, – только плачут и писают». А чего рожала, спрашиваю? «А как же, – говорит, – все рожают – и я тоже». Предназначение женщины! А я этого не понимаю, нет, ну, правда, – девушка оживилась, забыла о сигарете и, похоже, немного подзабыла и о самом Кире. – Нарожать пятерых детей, даже если они потом самолет захватят, – это нормально, а если я никого рожать не хочу, то я сразу – выродок какой-то.