Формула смерти - Фридрих Незнанский Страница 25

— Это «Буратино», — угрюмо поправлял он. У него была поразительная память, которая похоронила бы любого другого оппонента: он помнил все, что когда-либо прочитал. — Еж, ежиха, незамужняя ежова тетка — это «Буратино»!..

— Ах, да не придирайся же ты! Ничего я тебе обидного не сказала…

— Какая ж ты стерва, Лялька! — рассерженно крутил он головой, не понимая, зачем она его дразнит. Он сначала подумал: уж не антисемитизм ли это в ней прорывается, а потом все же понял: никакой это не антисемитизм, просто она упивается своей властью над ним. Дескать, ты умный, богатый, ученый, а я всего лишь содержанка, но я унижаю тебя, а ты без меня жить не можешь!

— А-а, значит, все же обиделся, да? — продолжала радоваться она, заметив, как подрагивают у него губы. — Да брось ты, не обижайся, я же правду сказала! Как был ты в душе дворовый Абрамчик, так им и остался, хоть и разбогател, верно? Страх-то у тебя в душе все равно живет — вот ты умный, богатый, ученый, а кругом быдло, которое тебя в любой миг раздавит и разотрет. Что, разве нет? Чего же ты на меня обижаешься, когда я сама такая же — красивая, умная, а любой — да вот хоть ты, например, — в любой момент меня унизить может?

Словом, временами это была не жизнь, а каторга, но расставаться с ней у него пока и в мыслях не было, вот как приварился. В жены нет, конечно, не годится, а в подруги — в свет выйти, похвастаться, в койке с удовольствием время провести, — лучше Для него и быть не может. А главное — свой парень. Такой парень, каким он мечтал сам стать в детстве — отвязанным, поплевывающим на все, не знающим страха и ненужных комплексов. А еще — от природы обаятельным, безоговорочно нравящимся другим.

— Эх, дать бы тебе как следует, — срывался он иногда в сердцах.

— Ну дай, дай, покажи хоть себя наконец, мужик ты или не мужик. Эх, Арканя, Арканя, как был ты червяк книжный, так им навсегда и останешься!

— Зато я при миллионах, между прочим.

— Ну разве что, — говорила она полупрезрительно и равнодушно, так равнодушно, что в нем снова поднималась злость на нее.

— Можно подумать, ты не любишь деньги! Не любишь цацки с камушками, дорогие вещи, хорошие рестораны и светскую толкотню — всякие там презентации, рауты, премьеры в таких местах, куда тебя без меня даже близко бы не подпустили.

— Возможно. Только и ты без меня просто мешок денежный. Я ж тебя мужиком делаю. Да ты посмотри на себя! Маленький, мордастый, как бульдожка, да к тому же еще и плешивый! И я рядом с тобой! Посмотри, посмотри, я женщина-подарок, а ты?

«А я тебя купил с потрохами», — подмывало его бросить ей в лицо, но сказать такое он не решался точно так же, как не мог решиться ударить ее, потому что знал, что будет дал ыне: она уйдет. А он этого никак не хотел, он уже просто не мог жить без нее.

Лялька действительно была подарком — ему всегда завидовали, когда они вдвоем появлялись где-нибудь на приеме: он, неказистый, и рядом она — высокая, стройная, с красиво развернутыми оголенными плечами, с необыкновенной зовущей улыбкой и прекрасно мерцающими глазами. О, что-что, а подать себя она умела!

Короче, душа его не хотела войны, не хотела ссор, душа все равно тянулась к ней…

Надо отдать ей должное — при избыточной, почти семейной сварливости и скандальности она и заботлива была как настоящая законная жена, и честно отрабатывала те деньги, которые он на нее тратил почти без счета и с удовольствием.

К примеру, она была сова, то есть попросту соня, он — жаворонок, и лечь старался пораньше, и встать не позже семи. Так вот, если Лялька жила у него, не было еще дня, чтобы она не встала, не проводила его на работу — как бы рано это ни происходило. При этом всегда готовила ему завтрак, давила свежий сок, заваривала крепкий, ароматный кофе, какого он не пил больше нигде и к которому она его пристрастила.

Нет, положительно надо было ее чем-то занять, думал он.

Конечно, идеально было бы завести ребенка, но об этом речей у них даже в шутку не возникало. Он представлял себе, каким издевательствам подвергся бы, затронь он эту тему. Да и вообще, ребенок повлек бы слишком серьезные изменения в живни их обоих, тут им, наверно, просто так не сговориться. Да еще и надо бы прежде узнать — а может ли она вообще его родить… Про себя он точно знал: он может— подумывая о наследнике раньше, прошел все необходимые проверки у врачей… Он может. А вот насчет нее — большой вопрос…

Впрочем, бог с ним пока, с ребенком. Ее нужно вовлечь в какое-то практическое дело. Может быть, даже какой-то рукодельный, дамский бизнес. Салон какой-нибудь, арт-мастерскую или ателье… Чтоб и самолюбие у Олеси было удовлетворено, и денежки капали. А главное — чтобы у нее как можно меньше незанятого времени оставалось…

Вот тогда-то у него как нельзя более кстати и возникла эта идея: обзавестись своей командой, чтобы, так сказать, с полным правом претендовать на строительство гоночной трассы российского первенства «Формулы-1».

— Слушай, — сказал он ей однажды, — есть у меня очень интересная затея, а осуществлять ее некому. Не заинтересует ли она тебя, моя птичка?

— Батюшки, какое доверие! С какой такой стати?

— Ну не хочешь, как хочешь, — равнодушно сказал он, видя по ее глазам, что наживку она уже заглотила.

Она встала, обошла стол — они сидели на веранде за утренним чаем, — шаловливо плюхнулась ему на колени.

— Ладно, Арканчик, кончай дурака валять. Давай рассказывай, что за дело.

Он ссадил ее с коленей.

— Хорошо, рассказываю… Только имей, пожалуйста, в виду: возьмешься — буду спрашивать как с любого своего подчиненного.

— А вы, буржуи, по-другому разве умеете?

— Помолчи. Значит, запомнила на будущее: одно дело наши с тобой семейные, так сказать, дрязги, другое дело — бизнес. Одно другого не касается. Тут я с тебя семь шкур спущу в случае чего — и не поморщусь.

— Не возражаю. Я даже не против, чтобы ты так же и в семейной, как ты это называешь, жизни — семь шкур-то… В койке, например…

— Ну-ну, будет, Леля, я уже серьезно с тобой разговариваю!

— Все, молчу!

Вот теперь, когда он был уверен, что она настроилась наконец на серьезный разговор, он решил прочитать ей небольшую вводную лекцию — вреда не будет, а польза может оказаться явная.

— Значит, так. Ты, наверно, не могла не замечать, что поведение людей можно разделить на два основных типа. Первый — это когда человек занят бегством от неприятностей, второй — это когда он занят погоней за успехом. Я предпочитаю второй тип — при этом как-то более внятно видится будущее. Понятна мысль?

— Йес, сэр! — гаркнула она и захохотала. — Давай все же к делу, зайчик, а то я так вся истомилась, аж чесаться сейчас начну.

— Хорошо. Ты слышала, я решил вложить деньги в автоспорт?

— Еще бы не слышать! Уже все телеканалы вой подняли, особенно московские.