Бледная Холера - Иоанна Хмелевская Страница 25

— Он проедал мои налоги!

Тут Мартуся обрела дар речи:

— Мои, наверно, тоже проедал?

— И твои. И вот его нет в живых!

— Ну просто чудо, да?!

Мартусе не сиделось на месте. Ничего, что одна рука запущена в миску с бобами, а другая сжимает стакан с пивом. Мартуся вскочила и закружилась по комнате, нечаянно сбросив на пол огромную стопку фотографий, валявшихся на столе уже три дня. Она было наклонилась, чтобы их подобрать, но эмоции перебороли даже любовь к порядку. Мартуся оставила все как есть и вернулась на свое место.

— Неужели это не ты его убила?! — В ее возгласе чувствовалось огорчение.

— Если бы... — вздохнула я. — Мне нравится пан Теодор, я не смогла бы воспользоваться его любимым куском кварца. Попадись этот кварц мне под руку, я бы его потом отмыла, начистила и положила на место. Со всем моим уважением. Даже принесла бы булыжник с улицы и вымазала кровищей, чтобы дать полиции орудие преступления, только бы на минерал не пало и тени подозрения. К сожалению, убийца — не я. Я обнаружила министра в таком состоянии, что уже ничего нельзя было сделать. Вот ведь идиотство! Меня так воспитали, что мне и в голову не пришло пнуть его в зад посмертно! Правда, он лежал на спине, так что неудобно было...

— Слушай, это просто невыносимо, я ведь все еще не знаю подробностей! Расскажи наконец обо всем по порядку. Говори же!!!

— Расскажу. И с огромным удовольствием. Подожди-ка, коньяк я сегодня пила, чай уже выпила, что бы еще... От красного вина вреда меньше всего.

Мизансцена: Мартуся с пивом, я с красным вином, моя сумочка и все ее содержимое на столе, в центре — бумажник Мартуси, под столом ворох фотографий, сотни рассыпанных снимков, конверты, пакеты. Рассказывая, я успела поставить кастрюльку на плиту и приготовить новую порцию бобов. Меню не слишком праздничное, но не жрать же мы собрались.

Мой рассказ так захватил Мартусю, что от возбуждения у нее лицо пошло красными пятнами.

— Да ты что! И ты ушла? И ничего не разнюхала?! Я тебя не узнаю!

— Если бы ты видела эту статую Командора в дверях, то поняла бы, почему я удалилась. Скорее наступил бы конец света, чем этот полицай перестал бы на меня пялиться. Мой знакомый подобрал себе сотрудника высокого класса!

— А может, он в тебя влюбился?

— Кто?!

— Ну, этот, Командор в дверях.

— Точно. Геронтофил. Неразделенная любовь. Чувствам не прикажешь. Не пори чепуху.

Мартуся потянулась за пивом, послушно прекратив пороть чепуху.

— Так, первым делом надо четко сформулировать вопросы, как ты всегда говоришь.

— Точно. В нашем случае четкость формулировок особенно важна. Хотя бы для того, чтобы защитить исполнителя.

— Это как?

— А вот так. Тебе убийца что, здорово насолил?

Мартуся поперхнулась.

— Боже мой! А ведь ты права...

— Давай попробуем вычислить, кто это был. Два человека отпадают сразу: пан Теодор и я. Да и Юрек Малиновский, пусть даже мотивов у него не счесть, но сначала он был с паном Теодором, а потом супруга когтями в него вцепилась. Насчет других я не в курсе, так что...

— Одно несомненно, — энергично перебила меня Мартуся, — ты такие расследования любишь больше всего на свете. Политическое преступление!

Тут-то и прозвучал звонок у калитки.

Инспектор Эдвард Бежан лично не занимался оперативной работой. Для этого существовали специалисты. Он только руководил их действиями. Роберт Гурский, заместитель Бежана, со своими обязанностями справлялся образцово. Еще бы. Сам же Бежан его и выучил, да еще преподал основы дипломатии, неизбежной в стране, где правосудие поставлено с ног на голову. Немало преступников понесло заслуженную кару благодаря Бежану, но кое-кому удалось и увильнуть. Среди неприкасаемых оказались самые социально опасные категории. С ними Бежан поделать ничего не мог, и это наполняло его чувством глубочайшего неудовлетворения.

У инспектора было двое детей — дочь и сын. Сын, младшенький, ни на что путное не годился. Прирожденный зоолог, он интересовался внутренностями дождевых червей, водил дружбу с муравьями, тащил из-под рук у матери всякие потроха, все равно, куриные или рыбьи (для исследований, разумеется), поливал цветочки натуральным йогуртом, а появлявшихся в результате червяков пытался выращивать в иной среде, да много еще чего проделывал в этом духе. Юриспруденция сына не интересовала вообще. Надеяться тут было не на что.

А вот дочка...

Старший ребенок в семье, она с рождения отличалась необыкновенным чувством справедливости. Правда, насчет яслей Бежан был курсе. В ясельный период он был всего лишь подпоручиком, ребенком занималась жена. А вот детскии сад дал немало пищи для размышлении.

В садике распоряжалась его дочь При любой стычке между детьми она садилась в уголок, хорошенько размышляла и только потом вмешивалась. Казик - зачинщик, он не прав. Маженка преувеличивает, ну зачем так реветь. Казика надо наказать, но несильно. Аня виновата, она била Басю по голове, Томек стал защищать Басю, возможно, излишне рьяно, но наказать надо Аню, а не Томека, хотя у Ани и разбит нос. Странное дело, выводы девочки воспринимались всерьез и учитывались.

Бежан преисполнился счастливых надежд.

И дочка (звали ее Кася) не подвела. Получив аттестат зрелости, она поступила на юридический и в двадцать четыре года проходила стажировку в прокуратуре. Вот тут-то они и познакомились: Роберт Гурский и Кася Бежан. Эдвард Бежан тут был ни при чем.

И Кася решила пойти по судебной линии.

А Гурский потерял голову.

Последующие четыре года он испытывал страшные муки, убежденный, что ухаживание за дочерью начальника — вызывающая наглость. Кася же выходила из себя, не понимая, чего ждет этот влюбленный кретин. Ведь его влюбленность бросалась в глаза. Ей, девушке красивой и добродетельной, не приходилось жаловаться на отсутствие ухажеров, с самого детства у нее было полно поклонников, так что кой-какой опыт имелся. Чувства Роберта сомнений не вызывали. Однако, как человек крайне сдержанный, она не намеревалась первая проявлять инициативу. На то он и парень, чтобы начинать действовать.

А парень прятался, так сказать, в глубоком тылу.

У Бежана Роберт появлялся не часто, обычно по делам и, как правило, когда остальных домочадцев не было. Возможностей для встреч со своей богиней у него было немного. Гурский не смел назначить ей свидание, как нормальный молодой человек девушке, считая себя убожеством, которому не на что надеяться, а намеков он не понимал. Словом, тяжелый случай.

И тут произошло вот что.

Кася жила вместе с родителями. Гурский после отъезда из дома пана Теодора убедил сам себя, что должен обязательно переговорить с начальником. Дело плохо пахло, корни его тонули в политическом болоте, без союзника и советчика не обойтись. Тот факт, что время приближалось к девяти вечера, не имел никакого значения.