Виновный - Лайза Баллантайн Страница 26

Это был простой крест с гравием у подножия, что снимало необходимость в цветах, уходе, сердечных признаниях.

Покачиваясь на пятках у могилы, Дэниел думал о словах, сказанных на прощании с Минни: «Предать. Тело. Земле. Земной. Прах. Пепел. Доверие. Милосердие». Он помнил, как стоял у этой могилы еще почти подростком и чувствовал боль оттого, что на дешевом мраморе не было написано его имени. Ему хотелось, чтобы там была фраза: «Любящей матери Дэниела Хантера». Была ли она ему любящей матерью? Любила ли она его вообще?

Он долго носил в себе гнев за ее смерть, но теперь отсутствие на надгробии собственного имени не трогало его. Он знал, что у него общая ДНК с костями, лежащими у его ног, но сами кости были ему больше не нужны.

И тогда он подумал о Минни, принесенной в жертву и развеянной по ветру. Воображение возвращало ему ее запах, колючую шероховатость кофты под его щекой и водянисто-голубые глаза. Теперь он будет гоняться за ее эфемерным образом, как за вечно неуловимым настоящим моментом. Долгие годы он сторонился ее, но теперь она ушла сама, и ее больше не было ни в старом доме, ни на ферме, ни в глазах собственной сестры. Минни исчезла с лица земли, не оставив после себя даже куска мрамора, который бы молчаливо вещал о ее кончине.

Дэниел не забыл, как плакал на этой могиле. Теперь же глаза его были сухи, руки в карманах. Вызвать образ Минни ему было легче, чем вспомнить родную мать, с которой он жил, когда был еще совсем маленьким. Потом еще несколько лет их встречи были горькими и краткими. Он убегал к ней, а его оттаскивали прочь.

Он остался с Минни. Это она шла с ним рука об руку, пока он был ребенком, подростком, юношей. Теперь, когда ее не стало, он чувствовал странный покой, но в то же время и одиночество, более глубокое, чем до известия о ее смерти. Именно этого он не мог постичь. Она была потеряна для него уже много лет, но только сейчас он ощутил эту утрату.

Ему подумалось, что скорбь нельзя измерить. И все же, стоя на кладбище, он оценивал потерю обеих своих матерей, и вечная разлука с Минни казалась ему тяжелее.

Возвращаясь в Лондон, Дэниел остановился на станции обслуживания в Доннингтон-парке. Он заправил машину, купил кофе и впервые за время отъезда проверил телефон.

Три пропущенных звонка с работы. Прихлебывая едва теплый кофе и дыша парами бензина, Дэниел позвонил Веронике. Он сидел в водительском кресле, оставив дверь открытой и слушая хриплый шепот автострады за спиной.

— У тебя все в порядке? Мы не могли до тебя дозвониться. Ты не поверишь… Кстати, ты же уехал на похороны, надеюсь, это не кто-то из близких?

Дэниел кашлянул:

— Нет… нет, а что случилось?

— Ты не брал трубку!

— Да, я… отключал телефон. Мне нужно было кое с чем разобраться…

— Дело Себастьяна Кролла — твое. Берешь?

— Как это? — не понял Дэниел.

— У Кеннета Кинга Кролла очень хорошие связи.

Дэниел потер челюсть. Он давно не брился, и ладонь заскребло щетиной.

— Это дело передали конторе «Макманн Уокерс», — продолжила Вероника, — но… хочешь верь, хочешь нет, Себастьян отказался с ними работать. Он закатил бурную истерику и заявил, что хочет в адвокаты только тебя!

— Но почему Себ отказался с ними работать, что они сделали?

— Адвокат из «Макманн Уокерс» пошел к Себастьяну на следующий день после тебя. Мы с ним знакомы, это Даг Браун, вроде однокашник Кролла… Подробностей не знаю, но Себастьян был с ним очень груб. Вмешались родители, но тогда он начал визжать и орать, чтобы ты вернулся. Вопил, что хочет именно тебя, «своего адвоката Дэниела». — Вероника возбужденно хохотнула. — В итоге все дошло до того, что «Макманн Уокерс» от него отказались. И с тех пор Кинг-Конг, или как там ты его назвал, оборвал мне телефон. Им нужно, чтобы ты вернулся и чтобы Себастьян наконец успокоился.

Дэниел допил кофе и прикусил губу. Да, прежде у него было стремление защитить мальчика, спасти его. Себастьяну было столько же лет, сколько самому Дэниелу, когда он впервые оказался на кухне у Минни. Но Минни больше не было, и он чувствовал себя опустошенным. Он сомневался, что готов снова взяться за это дело.

— Так ты займешься им? — настаивала Вероника. — Я просмотрела резюме по делу, комар носа не подточит.

— Конечно да, — ответил Дэниел, но еле слышно, будто эти слова вырвали у него силой.

Позади рычало шоссе, и он отвернулся от его бесцеремонного, сбивающего с толку шума.

— Отлично. Позвонишь завтра Ирен в контору? Чтобы убедиться, что она со своим помощником еще свободны. Я бы сама с ней связалась, но решила сначала поговорить с тобой.

Дэниел гнал на повышенной скорости, оставляя север позади. По пути он заехал в офис, чтобы забрать резюме по делу Себастьяна. Было уже поздно, и, проходя по неестественно тихим коридорам, он испытывал облегчение оттого, что не видит коллег.

Когда он добрался до Боу, день окончательно клонился к закату. Купив ужин навынос в Южном Хэкни, Дэниел поставил машину недалеко от своей квартиры на Олд-Форд-роуд. Над парком Виктория садилось солнце, пруд с фонтаном — этакие солнечные часы на воде — отражал багровое небо. В воздухе еще стоял запах барбекю. Открыв багажник машины, Дэниел подхватил полученную от Каннингема коробку и пошел домой, опустив подбородок, с поклажей в одной руке, ужином и ключами — в другой.

Он испытывал странное чувство, словно из него выкачали воздух и наполнили воспоминаниями о пустом доме, скрипящем по своей утрате. Дэниел снова слышал ту музыку, саднящую, как оголенная кость. Ноты сливались в холодный, безжалостный звон.

Коробку он поставил на кухонный стол, не заглядывая внутрь. Сгорбившись на стуле в ее тени, быстро съел свое карри и принял душ. Он сделал воду очень горячей и встал под самую струю, держась за насадку обеими руками. Когда он растирался полотенцем, его кожа горела. Он стоял голым в ванной, остывал, смотрел на свое лицо, отраженное в зеркале, и думал о пустельге, парившей над брамптонскими пустошами. Себя он ощущал таким же одиноким и неуязвимым, расправляющим крылья и взмывающим ввысь в восходящем потоке воздуха.

Последние два дня он прожил в страхе. Но он не знал, был ли это страх перед делом мальчика и всем, что с ним связано, или страх утраты, боязнь жизни, в которой больше нет Минни и ему не нужно ее избегать.

Утрата. Дэниел прикоснулся к щеке и решил, что бриться не стоит. Утрата. Он обернул бедра полотенцем и выдохнул. Утрата. Ничего особенного. Можно привыкнуть. Он почти ничего не чувствовал. Его мать ушла, а теперь ушла и Минни; с ним все будет в порядке.

Дэниел переоделся и начал пролистывать материалы дела. Он надеялся, что Ирен еще свободна и согласится за это взяться. С самого утра он позвонит ее секретарю. Они с Ирен тесно сотрудничали несколько раз, но особенно по делу о бандитской разборке Тайрела год назад. Ирен тоже была подавлена, когда подростка посадили.