Китайский алхимик - Лин Гамильтон Страница 26

— Благодарю. — Было бы невежливо отказываться от столь милостивого предложения.

Когда я вошла в отель, попрощавшись с доктором Се и Майрой, меня окликнула сотрудница.

— Пришел факс из Пекина.

А я про него совершенно позабыла.

Я развернула бумагу в своем номере. После случайной встречи с доктором Се и Майрой я решила, что сообщение будет именно от нее: она просто хотела сказать, что отправляется на пару дней в Сиань. Однако это было сообщение от Бертона.

Лара, надеюсь, ты не слишком долго ждала меня на базаре Паньцзяюань. Приношу свои извинения. Вне всякого сомнения, ты стояла на холоде, проклиная меня. Но у меня есть хорошие новости. Я узнал кое-какую информацию о местонахождении серебряной шкатулки. Было уже слишком поздно звонить тебе, потому что ты уехала на базар, так что вместо этого пишу. Сегодня же вылетаю в Сиань, если удастся вовремя добраться до аэропорта, и позвоню оттуда.

Бертон.

Насчет проклятий он был прав, но все остальное привело меня в замешательство. Я перечитала письмо трижды, чтобы убедиться, что все правильно поняла. Решив, что всему этому может быть лишь одно логичное объяснение, я сделала для себя два очевидных вывода. Во-первых, Бертон не собирался лгать мне насчет базара Паньцзиюань, а во-вторых, в этом случае подлецом оказался не Бертон, а некий антиквар.

Я снова позвонила в пекинский отель и попросила дать мне прослушать голосовую почту. Бертон сказал, что позвонит. Может, он уже это сделал?

Да, сделал, и Майра тоже. Как я и ожидала, она звонила, чтобы сообщить, что уедет из города на пару дней, но если мне что-нибудь понадобится, я могу без колебаний обращаться к Руби. От Бертона было три сообщения. В первом он сказал, что надеется на мое прощение за Паньцзиюань, и что он перезвонит позже. Судя по второму, он делал успехи и выяснил, где находится серебряная шкатулка. Третье сообщение было самым тревожным. Как только я его услышала, я тут же направилась в бизнес-центр, чтобы посмотреть на Нефритовых Женщин. Очевидно, это были бессмертные, защищавшие алхимические тексты и, вероятно, самих алхимиков, и одаривавшие достойных чашами с эликсиром бессмертия. Прибытия адептов они ожидали на вершине Западной горы, одной из пяти священных гор, поддерживавших небо. Время от времени они спускались на землю. По-видимому, узнать их можно было по крошечной крупице желтого нефрита на переносице.

Итак, где же эта священная Западная гора? Теперь ее называют Хуашань, или Цветочная гора, и находится она в семидесяти пяти милях к востоку от Сианя. Я позвонила доктору Се. Примерно через полчаса мы с ним в его «мерседесе» неслись сквозь ночь к Хуашань.

Поезд из Сианя пришел и отбыл. Было темно, и я пребывала в уверенности, что Бертон не успел подняться на гору. В деревне Хуашань было несколько не самых лучших гостиниц. В одной из них он и остановился.

Конечно, в гостинице не скажут, останавливался ли у них человек по имени Бертон Холдиманд, но доктор Се — очень настойчивый и представительный мужчина. Только в третьей дешевой гостинице, откуда начиналось восхождение на гору, мы нашли Бертона. В номере не было телефона. Доктор Се резко заговорил с регистратором.

— Я сказал ему, что это мой пациент, обратившийся за помощью. Мы пройдем в номер, как только придет еще один сотрудник гостиницы, чтобы сопровождать нас.

Бертон не ответил на стук в дверь. Наличные убедили сотрудника открыть. Мы очутились в крошечной комнатке, где были лишь треснутая раковина и две маленьких кровати. Было очень странно встретить Бертона в такой комнатушке без туалета — он находился в конце коридора, — комнатушке, которая никак не отвечает его требованиям гигиены. Но все оказалось намного хуже. Бертон был мертв, он лежал, свернувшись в позе эмбриона на маленькой кушетке. Если он и встречался с кем-то, ничто на это не указывало. Видел ли он Нефритовых Женщин, уходя в небытие, об этом мы тоже никогда не узнаем. Но самое жуткое — это то, что его лицо было ужасного темного сине-серого цвета.

Кроме прислуживания Линфэй я занимался накоплением богатства. Меня так напугало откровение У Пэна о вероломстве моего отца, который продал меня, чтобы оплатить свои карточные долги, что я совершенно не заметил, что евнух поведал мне кое-что еще. Он рассказал, что его положение в императорском дворце, которое я могу унаследовать после его смерти, если окажусь достойным, дает много возможностей разбогатеть и что доступ евнухов к императору является очень ценным достоянием, которое нужно бережно использовать. Я решил, что не буду ждать смерти У Пэна, чтобы использовать свой шанс.

Евнухи, пожелавшие обогатиться, могли легко осуществить свое желание по той простой причине, что в императорском дворце дела обстояли не так хорошо, как казалось. Сына Неба боготворили как мудрого и справедливого правителя. В начале царствования он наладил поставку продовольствия во всей империи, таким образом положив конец ужасному голоду. Милостивый властелин своего народа, он раздавал императорские земли простым гражданам и отменил налогообложение беднейших жителей империи. Он строго придерживался закона и порядка, сделав империю безопасным местом обитания для своих подданных, однако оставался милосердным, карая смертной казнью лишь самых злостных преступников, а потом и вовсе отменив смертную казнь. Он был покровителем искусств и одновременно очень талантливым человеком, одаренным музыкантом, искусным поэтом и каллиграфом, добился выдающихся успехов на спортивном поприще. Он был правителем-космополитом, привнеся в Чанань музыку, костюмы и традиции народов, следующих по Шелковому Пути.

Однако теперь Сын Неба уделял слишком мало времени делам империи. Дело в том, что он был страстно влюблен в Первую супругу, молодую женщину из рода Ян, некую Ян Юхуань, теперь известную под именем Ян Гуйфэй. Первая супруга привезла во дворец свою семью, из которой наибольшую известность приобрели сестра и кузен Ян Гочжун, стремительно поднимавшийся по карьерной лестнице. Все чаще, поскольку Сын Неба большую часть времени проводил с Ян Гуйфэй, исполняя каждый свой и ее каприз, делами империи управляли люди, подобные Ян Гочжуну и Первому министру Ли Линь-фу, по мнению моих собратьев, крайне несимпатичному человеку. В то время как Сын Неба и Ян Гуйфэй коротали часы у императорских горячих источников за городом, другие люди незаметно прибирали власть к рукам. Опустевшее место Сына Неба занимали во дворце те из нас, кто к этому стремился.

В Чанани был еще один любопытный человек. Согдиец, умудренный опытом воин с севера, некий Ань Лушань. Несмотря на свою храбрость и тактическую смекалку, проявленные им во время причинивших немало беспокойства набегов на северные границы, он не пришелся ко двору в Чанани. Это был неотесанный человек огромного роста, ненасытный во всем, однако это не помешало ему стать любимцем Сына Неба. Не знаю, возможно, императору доставляло удовольствие дразнить этого варвара. Однако варвар получил титул князя, огромное поместье в Чанани и имел постоянный доступ к императору, чему завидовали многие министры и старшие мандарины. Кажется, Ань Лушань был в чести и у семьи Ян, за исключением, возможно, Ян Гочжуна. Причиной могло быть то, что и Ань Лушань, и Ян Гочжун были крайне честолюбивы. Их столкновение казалось неизбежным, но кто мог предсказать итог этой политической битвы? Уж точно не я. Надвигалась гроза, но большинство из нас этого не чувствовали.