Девять граммов пластита Серия: - Марианна Баконина Страница 26

За два выходных дня Лизавета выпила двадцать чашек кофе и выкурила три пачки сигарет. В гостиной висел табачный дым. Кот Масон ходил вокруг хозяйки и жалобно мяукал. Он тоже ничего не ел, хотя в кошачьем блюдечке на кухне лежала горка его излюбленного лакомства «Вискас».

За сорок восемь часов непрерывного ожидания Лизавета сорок раз решала больше не думать об исчезнувшем друге и возлюбленном. В конце концов, мужчина, который способен сбежать без предупреждения, не отменив приглашение на ужин, не достоин того, чтобы о нем думали, и уж тем более не достоин того, чтобы о нем беспокоились. Лизавета ругала себя дурой и все равно переживала. Убеждала себя, что с Сергеем ничего не могло случиться. Не такой он человек. И тут же вспоминала свое паническое бегство.

В тот вечер в воздухе роскошного гостиничного номера висела непонятная угроза, а она ее не заметила. Человек, только что снявший репортаж о попытке массового отравления, может не обратить внимания на неуловимый запах страха. А в комнатах, оставленных (или не оставленных?) хозяином в спешке, пахло именно страхом.

Чего может бояться человек, весело шутивший после перестрелки в пабе? У Лизаветы была возможность убедиться, что Сергей Анатольевич Давыдов не боится ничего.

Перехватив новую знакомую возле метро, он довез ее до Стрэнда, прямо до Буш-Хауса, где размещается «Внешнее вещание Би-би-си». По пути Сергей весело и непринужденно развлекал Лизавету байками из жизни русских лондонцев, а потом так же непринужденно оповестил ее, что будет ждать у выхода весь день, если она сразу не скажет, в котором часу они обедают сегодня вечером. Отказать ему было невозможно.

– Ладно. В шесть тридцать. Здесь. – Лизавета уже вылезла из открытой пижонской машины, тогда она еще не знала, что это «Остин». – Только не думайте, что я пошла на уступки из-за глупой угрозы. Отсюда, – она глянула на серо-бурое здание, – есть выход еще на четыре улицы. Так что улизнуть проще простого.

– Только не думайте, что я этого не знал, чуть не улизнувшая Лизавета, – рассмеялся в ответ клерк, превратившийся в авантюриста. – Нанять четырех нищих, сообщить им ваши приметы, дать по трубке – что может быть проще? В шесть тридцать у этого выхода.

Он уехал. Ровно в половине седьмого господин Давыдов ждал Лизавету у Буш-Хауса.

Обедали они в греческом ресторане в Сохо. Сергей уверял, что это подвальное заведение с белеными стенами, украшенными примитивными туристскими плакатами, домоткаными ковриками и грубой чеканкой, – излюбленный ресторанчик молодых «Роллинг стоунз».

– Это сейчас они богатые и разборчивые, а тогда молодым и начинающим хватало куска вкусно приготовленного мяса.

Мясо и прочая еда были действительно вкусными. Греческое вино, как ему и полагалось, чуть горчило – чтобы напоминать ценителям о дохолодильной эре и классической Древней Греции. Официант был любезен и предупредителен. Сергей мило шутил, рассыпал бисером комплименты и нипочем не хотел рассказывать о том, как ему удалось разобраться с полицией, хотя Лизавета настырно задавала вопросы. И делало это умело, профессионально.

– Не завидую я тем, кого вы пытаете прилюдно. Несчастному гарантирован крах политической карьеры. Я уже устал вертеться ужом.

– Тогда объясните, как вы попали под… этот обстрел.

– Как и вы – совершенно случайно. Зашел, знаете ли, перекусить, а тут кошмар, Армагеддон! О чем я честно рассказал полиции.

– А вы всегда проверяете паспорта у посетителей? Это у вас привычка такая?

Сергей хмыкнул и достал сигарету из коричневой круглобокой пачки.

– У кого это я паспорта проверял? У вас? Вы «мамочка» кричали, а в шоке все кричат на родном языке… Даже не осознавая этого. Вот я и догадался, что вы русская.

Улыбался он так же обворожительно, как Шелленберг в исполнении артиста Табакова.

– Это вы можете передать по инстанции, как Алекс – Юстасу. – Лизавета постаралась изобразить столь же чарующую улыбку. – Убитые не кричали. А если бы и кричали «в шоке», – она выделила этот оборот интонацией, – то не по-русски, а по-вайнахски. Но вы все равно определили, что у них краснокожие паспорта.

– Вы умны, остроумны, наблюдательны. И не болтливы. – Сергей кивком подозвал официанта и попросил принести десерт. Потом продолжил: – И у меня нет даже двух часов в камере, чтобы обдумать, как выпутаться из хитроумной ловушки папаши Мюллера. Скажем так, я слышал их разговор. Говорили они по-русски. Убедительно?

– Вы сидели слишком далеко. Можем провести следственный эксперимент. Хоть сейчас.

Появился официант с джезвой и какими-то сладостями типа пахлавы.

– Ну уж нет, сейчас я намерен доесть мой десерт. И вам рекомендую.

Лизавета отломила кусочек пахлавы.

– Не люблю сладкое. Такое сладкое.

– Учту в будущем. – Сергей передвинул ее тарелку на свой край стола. – Скажем так, одного из них я знал. Раньше. Вы ведь не побежите в полицию? Если побежите, меня могут лишить визы. Придется жить на Кипре. А там, на острове любви, я зачахну от голода.

– Там климат прекрасный. И кухня греческая. Наверняка кормят не хуже, чем здесь.

– Я же буду обедать в одиночестве, а без вас мне «бутерброд не лезет в рот…».

– И все же – серьезно: откуда вы их знали?

– А серьезно – я знал не их, а его. Господина Дагаева. Делали одно дельце. Я же говорил, Лондон город маленький. Но к стрельбе это дельце не имеет никакого отношения. Можете мне верить или не верить. Доказать я ничего не могу. И полиции не доказал бы…

Лизавета крутила пузатую кофейную чашку и смотрела в сторону. Она вспоминала, где раньше слышала фамилию Дагаев.

– Лучше, если вы мне поверите.

– Это еще почему?

– Потому что завтра суббота и, если вы мне поверите, мы снова встретимся. Тогда я поведу вас на урок гончарного дела в Музей истории человечества.

– Куда? – Лизавета чуть не поперхнулась кофе.

– На урок к замечательному гончару! – ответил невозмутимо Сергей.

Однако широкий кругозор у этого молодого человека! Вчера автоматная стрельба по знакомым, сегодня свидание со свидетельницей, а завтра он будет крутить гончарный круг!

– Я предпочитаю вышивать болгарским крестиком. Лепить горшки – не мой стиль!

Однако на урок гончарного искусства Лизавета все-таки попала. Вместе с Сергеем Анатольевичем. Он умел добиваться своего.

– Привет… Я не отрываю тебя от важных дел? – вежливо и холодно поинтересовался Савва Савельев.

– Вроде нет, – вяло ответила Лизавета. Она так надеялась, что звонит совсем другой человек.

– Ты можешь говорить? – задал дурацкий вопрос Савва.

– В каком смысле?

И вдруг Лизавета поняла, почему никто со службы два дня ее не дергал. Наверняка Верейская постаралась. Лана, которая считала, что личная жизнь у женщины должна быть на первом месте, предупредила всех-всех-всех, чтобы Лизавету не трогали, потому как у нее личная жизнь с приятелем из Лондона. Вот Савва и деликатничает: «Не помешал ли? Можешь ли говорить?»