Семейная реликвия. Тайник Великого князя - Елена Зевелева Страница 26

Глодов просто содрогнулся от этого известия и еще от сообщенного вскользь Скоробогатовым факта о том, что орудием убийства Смагина, совершенного с особой жестокостью, скорей всего, был нож исторического происхождения с шириной лезвия чуть ли не в пол-ладони, судя по заточке и лунке для крови, дамасской или шустовской стали…

А когда утром следующего дня Вячеслав Глодов и другие спортсмены из секции метателей молота пришли на тренировку на стадион «Пахтакор», они никак не могли попасть на склад спортинвентаря. Прождали так битый час, пока не подошел сам Наркас Мулладжанов и еще двое метателей. Дверь склада была заперта снаружи на внушительный амбарный замок, да еще и на ключ внутреннего замка. Бессменного хранителя спортивных снарядов молотометателей старого сторожа Урман-ака, всегда бывшего на месте в это время, как ветром сдуло. Прождав некоторое время, дверь на склад по просьбе тренера вскрыли вахтеры из центрального административного здания стадиона, у которых на все случаи жизни имелись дубликаты ключей от всех замков. Когда же негодующие спортсмены большой оравой вместе со своим тренером, ругающим всеми возможными и невозможными словами бедного старика Урмана, вошли внутрь прохладного деревянного складского помещения, то в отдаленной комнате обнаружили его холодный труп. Урман-ака повесился на металлической струне, одним концом закрепленной на привинченном довольно высоко, почти у потолка, мощном крюке для тяжелых спортивных снарядов. Судя по сообщению милиционеров, вызванных администрацией стадиона, смерть старого кладовщика наступила еще вечером предыдущего дня, так что окаменелое тело его ребята-метатели с трудом смогли снять и даже помогли медикам погрузить на носилки «скорой помощи». Металлический трос же снять не смогли даже они, настолько глубоко он впился в шею, что любое непрофессиональное действие в этом направлении могло оставить мертвого Урман-ака еще и без головы. Был он все в той же, потерявшей от времени вид, узбекской тюбетейке, в своем любимом старом замызганном и потертом за долгие годы халате, надетом на худосочное голое тело, и остроконечных калошах на босу ногу с красным байковым подбоем внутри.

Когда карета «скорой помощи» с сиреной отъехала от стадиона, а ребята вместе с милиционерами обсуждали случившееся, шумно разговаривая перед дверью склада на улице, Глодов, сделав вид, что забыл что-то в помещении из своих вещей, заскочил в ту комнату, где он застал Урмана со Смагиным, когда тот передал от неизвестного старику ту самую «черную метку», с которой все и началось. Сунул руку в гору хаотично набросанных здесь старых спортивных снарядов, грудой лежащих на дальней полке. Место это он запомнил точно и даже во сне нашел бы его. Но там, к его удивлению, ничего не было.

В дальнейшем узнал он из рассказов не раз приходивших после этого случая поговорить с метателями оперативников местного отделения милиции, что фамилия Урман-ака, оказывается, была Исмаилов. И то, что до известного национально-государственного размежевания Туркестана 1924 года старого кладовщика звали не иначе как Исмаил-бей. Сопоставив все последние трагические «случайности», произошедшие в городе, с тем, что он видел и слышал на складе у Урман-ака, когда они вместе с метателями сборной страны пили пиво в кафе на стадионе, Глодов пришел к страшным для себя открытиям. Но, прежде всего, он решил окончательно и бесповоротно больше никогда и никому об этом не рассказывать и даже никогда не вспоминать. Вычеркнуть все из памяти. Стереть навсегда.

Единственно, о чем он вспомнил только, причем сразу же после того, как они с ребятами вышли возбужденные увиденным на складе Урман-ака на улицу, громко обсуждая трагическое происшествие и размышляя каждый по-своему о его возможных причинах, а тренер Наркас побежал вызывать «скорую» и милицию, это были слова, сказанные старым Урманом бандиту Смагину. Они снились ему после этого довольно долго, чуть ли не каждую ночь, а иной раз приходили на память и днем и никак не могли отцепиться. «Запомни, брат, – сказал тогда Урман-ака, с сильным акцентом и подчеркнуто выделяя каждое слово, – гюрза всегда жалит смертельно!»

Придя вечером домой, он не поленился, не лег как обычно смотреть сериал по телевизору, а достал с книжной полки в кабинете отца том «Большой советской энциклопедии» пятидесятых годов. Открыл его на букву «Г» и прочел емкое, лаконичное содержание интересующего его определения. «Гюрза – ядовитая змея семейства гадюк. Длина до 1,5 метра. В Северной Африке и Юго-Западной Азии; в СССР – в Закавказье и на юге Средней Азии. Укус может быть смертелен для человека». На этом, однако, Вячеслав не успокоился. Он позвонил своему товарищу – студенту мединститута Владимиру Богданову, подрабатывавшему врачом в баскетбольной команде и писавшему диплом как раз по проблемам использования змеиных ядов в лечебно-профилактических целях, и решил проверить у него данные, которые почерпнул только что из БСЭ.

– Понимаешь, старина, эта змея отличается от своих сородичей еще и тем, что она никогда не предупреждает предполагаемую жертву о своем нападении, – сходу ответил на его вопрос Богданов. – Она бросается на нее внезапно и жалит всегда насмерть. В энциклопедии насчет смертельного укуса сказано довольно осторожно, но я-то знаю, что влечет за собой нападение на человека гюрзы. Страшная змея, поверь моему опыту. Она даже внешне ужасна. Лучше с ней не встречаться. Даже самая ядовитая кобра, и та раздувает свой воротник перед броском, да еще и шипит громко. А эта – нет. Стоит ее как-то побеспокоить, например пройти рядом с ее убежищем, как немедленно последует смертельный бросок. У нас таких целый питомник, расположенный на острове посреди Амударьи, да и на Сырдарье такой есть тоже. Подплывешь, бывало, на лодке, а там длиннющие, жирные хвосты сверху с обрыва висят, греются, заразы, на солнышке. Жутко выглядит. Мы, работая с ними, в скафандры специальные, как космонавты, одеваемся. А потом, заходя в помещение лаборатории, где у них яд берут для медицинских целей, спецконтроль проходим: не дай бог, какая-нибудь маленькая гюрза в складки заберется, тогда конец. Вот так-то, старина. Не пойму только, зачем тебе это все. Ты что, решил профессию сменить, что ли? Или торгануть змеиным ядом намерен, скажем, за рубеж? Сейчас это модно и безумно выгодно, хотя преследуется по закону. Яд их, в крохотных дозах, конечно, эффективен при лечении многих болезней, используется активно в фармакологии для приготовления различных лекарств, растираний и т. д. и т. п. Считай, что это – национальное достояние. Так что не советую такой торговлей заниматься. Это со всех сторон для любителя опасно. Лучше продолжай изучать театроведение, искусствоведение и другие дисциплины, в которых ты дока. Выгодней, спокойней и не грозит ни жизни, ни здоровью, понял? Делай лучше свое дело и не лезь ни в какую коммерцию, чревато, – заподозрив товарища в предпринимательстве, подчеркнул он.

Дважды объяснять возможность смертельной опасности при встрече с этой разновидностью гадюки Глодову было не нужно. Он и так после слов Богданова все понял прекрасно и сделал для себя ошеломляющий вывод, что следующей жертвой убийцы почему-то обязательно должен стать он. Поэтому Вячеслав загрустил, с головой ушел в институтские предметы, особенно полюбив искусствоведение. Даже ухитрился пересдать те экзамены, по которым в его зачетке за предыдущие годы, насыщенные в основном спортивными тренировками, стоял «уд». А на следующий год, используя возможности, представившиеся студентам многих вузов Ташкента после разрушительного землетрясения, достав по блату справку от городских властей о том, что их квартира сильно пострадала от разбушевавшейся подземной стихии и восстановлению не подлежит, а также взяв соответствующие рекомендации студенческого добровольного спортивного общества «Буревестник», куда он предусмотрительно перешел из «Спартака», в котором ранее числился, перевелся курсом ниже на исторический факультет МГУ. Год потребовался Вячеславу, чтобы успешно досдать недостающие экзамены. Помогло ему и то, что к моменту перевода в столицу в его зачетке стояли только отличные оценки. И то, что спортивные достижения студента вполне годились для влиятельной кафедры физкультуры университета, сразу вписавшей Глодова в состав своей сборной команды.