Последний герой - Виталий Гладкий Страница 27

С этими словами Гараня лег на песок и, согнувшись калачиком, прикрыл голову руками – чтобы ничего не слышать и не видеть. Фиалка постояла над ним минуты две, а затем, тяжело вздохнув, пошла к берегу, где нашла подходящий камень и начала точить мачете.

Она решила, что без боя не сдастся. И будь что будет. А еще ей хотелось защитить Гараню…

Ночью Фиалка не спала. Она лежала рядом с Гараней, который время от времени тихо постанывал. Девушка прислушивалась к дыханию вора, сжимая в руках мачете. Но Малеванный мирно храпел, время от времени смешно причмокивая губами.

В конце концов успокоенную девушку сморила усталость, и она под утро уснула.

Увы, Фиалка не знала, что хитроумный вор предполагал, что за ним будут присматривать. Поэтому Малеванный поручил нести Люсику, как он выразился, «ночную вахту». При этом вор так посмотрел на своего сообщника, что Люсик готов был палец себе отрубить, лишь бы не уснуть.

Люсик разбудил Малеванного, едва забрезжил рассвет. Вор даже не вздрогнул, когда рука Люсика коснулась его тела. Он встал настолько бесшумно, что настил не скрипнул. Роли были распределены заранее, а потому оба заговорщика приступили к делу сразу, без раскачки.

С Тараней вор разобрался быстро. Малеванный отшвырнул в сторону мачете своего противника, и, пока тот приходил в себя после кошмарных сновидений, продолжением которых, как ему показалось, было нападение, вор сноровисто связал ему руки и ноги лианой.

С Фиалкой у Люсика получился облом. Он тоже попытался для начала отобрать у девушки мачете, но она, как дикая кошка, сначала расцарапала ему лицо, а затем стала кричать и кусаться.

Озверевший от боли Люсик нанес ей несколько сильных ударов кулаком, но в девушку словно вселился бес. И не подоспей вовремя Малеванный, ему пришлось бы плохо, так как Фиалка освободила руку с мачете и уже готова была снести Люсику голову остро наточенным клинком.

Вор не стал ввязываться в борьбу. Хищно ухмыльнувшись, он ударил девушку в висок заранее припасенной дубинкой, и она потеряла сознание…

Утро застало заговорщиков за трапезой. Нервное напряжение, борьба с Гараней и Фиалкой вызвали у них зверский аппетит, и они жадно рвали копченое мясо зубами, запивая молоком кокосовых орехов.

Вместе с ними сидели Кроша и Самусь, но ни бомж, ни девушка к еде и не прикоснулись. Они чувствовали себя не в своей тарелке и мрачно посматривали на Гараню и Фиалку, которые лежали неподалеку, связанные по рукам и ногам.

Девушка уже очнулась и ругала Малеванного последними словами. У нее болела голова от удара, но она стойко терпела боль и пыталась незаметно для заговорщиков развязать руки.

– Заткнись, сука, – лениво сказал вор и звучнорыгнул. – Пока я тебе язык не вырвал.

– Сейчас я с ней разберусь, – подхватился Люсик. – Я эту тварь на куски изрублю.

– Остынь! – прикрикнул на него Малеванный. – Нам мокруха ни к чему. – Он посмотрел на расцарапанную физиономию Люсика и неожиданно заржал: – Ну и видок у тебя… Краше в гроб кладут. Да-а, девка борзая…

Люсик хмуро отмолчался. Он сел и, не поднимая глаз на Малеванного, начал обгладывать кость.

– Ты, это, не суетись… – понизил голос вор. – Замочить эту шалаву – раз плюнуть. А как на это посмотрит босс? Не догадываешься? То-то. И я понятия не имею. Хрен знает, что у него на уме. Не понравится ему наша самостоятельность, отдаст приказ – и привет. Зароют нас здесь, может, даже на этом пляже. Зачем нам искать лишние приключения на свои задницы?

– Ну, не знаю…

– Зато я знаю, – отрезал Малеванный. – Будем действовать по плану, как договорились. Лады?

Люсик согласно кивнул. Но во взгляде, который он бросил на Фиалку, светилась лютая злоба.

Он не понимал, что с ним случилось. За трое суток, проведенных на острове, в его мягкой, пластичной душе образовался колючий ком. И колючки росли из твердого панциря.

Смятение и ужас, испытанные Люсиком после того, как убили его дружка, постепенно пошли на убыль, и их место поначалу заняло чувство обреченности. А затем оно истончилось до обыденности и стало несущественным фактором.

Вся эта метаморфоза произошла настолько быстро, что Люсик влез в новую шкуру совсем неподготовленным. И теперь его чувства пребывали в полном беспорядке, быстро и хаотически меняя окраску – как в калейдоскопе.

Люсик, который совсем еще недавно мухи не мог обидеть, теперь готов был не колеблясь расправиться с Фиалкой. В ее облике ему виделся весь женский род – то, что он терпеть не мог, что в нем вызывало органическое отвращение.

Пожалуй, впервые за всю свою жизнь он испытал непередаваемо восхитительное чувство упоения властью. Властью безграничной, пусть и на таком крохотном пространстве, как этот остров. Он завоевал (да, завоевал! Люсик в этом совершенно не сомневался) право безнаказанно казнить и миловать своих товарищей по несчастью, и никто – НИКТО! – кроме Малеванного, не мог ему перечить.

Но и вор уже не казался Люсику непререкаемым авторитетом. Малеванный был хлипче и слабее его, а потому неожиданно возвысившийся в собственных глазах Люсик лишь делал вид, что повинуется распоряжениям вора. На самом деле он был готов в любой момент выйти из подчиненного состояния.

Гараню будто заклинило. В отличие от Фиалки он лежал тихо и смирно. Алкогольный синдром уже прошел, но состояние заторможенности осталось. Он никак не мог сообразить, с какой стати Малеванный и Люсик связали его и Фиалку и что они будут делать с ними дальше.

Тем временем заговорщики закончили завтракать и начали вершить «суд». На этом опять-таки настоял вор, которому страсть как хотелось хоть раз в жизни побыть на месте прокурора.

Люсик смирился с его задумкой без особой охоты. Он считал, что лишние разговоры никому не нужны. Но Малеванный хотел соблюсти хотя бы видимость законности.

– Тэ-экс… – Вор критическим взглядом окинул связанных недругов. – Вот вы и влипли, голубки.

– С-собаки… – прошипела сквозь зубы Фиалка.

– Но, ты! – вскипел Люсик и сильно пнул ее ногой под бок. – Молчи и слушай, что тебе говорят… тварь.

– Как видите, кореша, конвой у нас строгий… – Малеванный хохотнул. – Так что советую язык не распускать.

Фиалка обожгла его гневным взглядом, хотела было еще что-то сказать, но, взглянув на Люсика, который злобно щерился, словно оголодалый шакал, благоразумно промолчала.

– Вот так оно будет лучше, – с удовлетворением сказал вор. – А теперь слушайте и внимайте. Мы тут решили на нашем толковище, что вы должны свалить. Верно я говорю? – Малеванный остро взглянул на Самуся и Крошу.

Бомж опустил голову и промычал что-то невразумительное – он панически боялся вора, а Кроша ответила пустым взглядом, в котором застыло полное безразличие к происходящему.

– Как видите, народ сделал свой выбор, – с удовлетворением констатировал Малеванный. – Нам не нужны смутьяны. Поэтому приговор будет следующим… – Он сделал эффектную паузу и продолжил: – Вы покидаете нас, и чтобы вашего духу здесь не было. Иначе… – Вор многозначительно умолк.