Человек, который улыбался - Хеннинг Манкелль Страница 27

Она не ответила. Валландер молча ждал. Из сада доносилась ругань Нюберга.

– Мне кажется, вы со мной не до конца откровенны. Вы что-то скрываете.

Фру Дюнер прикрыла глаза рукой, словно защищаясь от яркого света.

– Я так долго жила в постоянном страхе, – вдруг сказала она и посмотрела на него так, будто он и был тому виной.

Продолжения не последовало.

– Обычно для страха бывает причина, – сказал он после долгой паузы. – Чтобы нам удалось узнать, что же случилось с Густавом и Стеном, нужна ваша помощь.

– Я не могу вам помочь.

Валландер почувствовал, что она в любую секунду может впасть в истерику, но не отступил.

– Вам достаточно просто отвечать на мои вопросы, – сказал он. – Начните хотя бы с рассказа о причинах вашего страха.

– А вы знаете, что страшнее всего? – тихо сказала она. – Чужой страх. Я тридцать лет работала с Густавом Торстенссоном. Я уже говорила, что почти его не знала. Но изменения в его поведении были для меня очевидны. Он стал другим. От него даже пахло иначе. От него пахло страхом.

– Когда вы это заметили впервые?

– Года три назад.

– А что тогда случилось?

– Ничего особенного. Все было как всегда.

– Попробуйте вспомнить. Это очень важно.

– А вы попробуйте понять – я только и делаю, что пытаюсь вспомнить.

Надо быть осторожнее, подумал он. Лишь бы ее не спугнуть. Она и в самом деле старается вспомнить.

– А вы говорили на эту тему с Густавом Торстенссоном?

– Никогда.

– А с сыном?

– Мне кажется, он этого не замечал.

Очень может быть. Все-таки она работала с Густавом.

– А какое-то объяснение этому страху вы можете найти? Поймите, вы могли бы погибнуть сегодня, если бы пошли в сад посмотреть, что там делается. Вы почему-то догадались, что вам что-то грозит, и позвонили в полицию. То есть вы были к этому готовы. Почему?

– По ночам в адвокатском бюро кто-то бывал. И Густав это замечал, и я. То ручка лежит не так, то отодвинут стул…

– Но вы, наверное, спрашивали его? Вы говорили ему про эти ночные визиты?

– Нет. Я не имела права. Он мне запретил.

– Значит, он сам поднимал этот вопрос?

– Нет. Но всегда знаешь, что ты можешь себе позволить, а что – нет.

В кухонное окно постучал Нюберг.

– Я сейчас вернусь, – сказал Валландер и встал. Нюберг стоял у окна, держа в руке какую-то обугленную штучку, не больше полусантиметра.

– Мина пластиковая, – заявил Нюберг. – Это я могу сказать уже сейчас.

Валландер кивнул.

– И, может быть, удастся установить, какого она типа. И даже где она сделана. Но это потребует времени.

Валландер кивнул:

– А ты не можешь сказать что-нибудь о том, кто ее положил?

– Возможно, и мог бы, если бы ты не швырялся телефонными справочниками.

– Ее было очень легко обнаружить.

– Специалисты закладывают мины так, что их не видно, – сказал Нюберг. – А тут… и ты и дама заметили, что кто-то копался в траве. Явные дилетанты.

Или профессионалы, которые хотят, чтобы их приняли за дилетантов, подумал Валландер, но промолчал и вернулся в кухню. У него оставался всего один вопрос.

– Вчера после обеда к вам заходила женщина азиатской наружности, – сказал он. – Кто она?

Фру Дюнер удивленно посмотрела на него:

– А откуда вы знаете?

– Это не важно. Ответьте на мой вопрос.

– Это была уборщица из бюро.

«Вот и все, – подумал он разочарованно. – Проще пареной репы».

– А как ее зовут?

– Ким Синг Ли.

– Где она живет?

– У меня на работе есть ее адрес.

– А зачем она приходила?

– Узнать, сохранится ли за ней место.

Он задумался:

– Найдите, пожалуйста, ее адрес. За домом будет наблюдать полицейский, пока не отпадет такая необходимость.

Он попрощался с Нюбергом и пошел в управление. По дороге зашел в кондитерскую «Фридольф» и купил пару бутербродов. Закрылся в своем кабинете и съел бутерброды, прикидывая, что сказать Бьорку. Но Бьорк, как выяснилось, куда-то ушел. С этим разговором придется подождать.

Ровно в час дня Валландер постучал в дверь кабинета Пера Окесона в другом крыле длинного и узкого здания полиции. Каждый раз, заходя к Окесону, он удивлялся царившему в его кабинете невероятному беспорядку. Бумаги были везде – на столе, на полу, даже на стуле для посетителей. В углу лежала штанга и небрежно свернутый мат.

– Начал качаться? – спросил Валландер.

– И не только, – самодовольно сказал Окесон. – Я завел привычку – спать после ланча. Только что проснулся.

– Ты спишь на полу? – удивился Валландер.

– Всего полчаса, – назидательно сообщил Окесон. – Всего полчаса сна, и тебя словно подменили.

– И мне, что ли, попытаться, – неуверенно сказал Валландер.

Пер Окесон смахнул кучу бумаг со стула на пол, освобождая место для Валландера.

– Я уж и надежду потерял, – сказал он весело. – Впрочем, вру – в глубине души я был совершенно уверен, что ты вернешься.

– Тяжкое было время, – сказал Валландер.

Пер внезапно посерьезнел.

– Мне даже представить себе трудно, – сказал он, – что значит – убить человека. Даже в целях самообороны. Это, наверное, единственное, чего нельзя исправить… Нет, у меня даже фантазии не хватает.

Валландер кивнул.

– От этого уже не избавишься, – сказал он. – Приходится с этим жить.

Они помолчали. В коридоре кто-то громко обсуждал поломку кофейного автомата.

– Мы с тобой ровесники, – сказал Пер Окесон. – Знаешь, с полгода назад я проснулся и вдруг подумал: «Боже мой! И это все? Это вся жизнь? Ничего больше не будет?» Должен признаться – я запаниковал. Но, с другой стороны, это пошло на пользу. Я сделал то, что должен был сделать давным-давно.

Порывшись в куче бумаг, он выудил оттуда какой-то листок и протянул Валландеру. Это было объявление – ООН искала юристов для работы за рубежом, в частности, для работы с беженцами в Африке и Азии.

– Я давно послал заявление, – сказал Пер, – и забыл начисто. А с месяц назад меня вызвали на собеседование в Копенгаген. Скорее всего, подпишу двухгодичный контракт. Большой лагерь беженцев из Уганды, предстоит работа по их репатриации.

– Замечательно! – воскликнул Валландер. – А что об этом думает жена?