Китайская петля - Вячеслав Антонов Страница 27

Андрей вспомнил, как Мастер оглядывал степь, стоя близ вскопанного поля. Будто поджидал кого-то. Может, он знал о предстоящем ночном налете? А то, что Андрей попал в яму, — это как-то связано с налетом? Может, Мастер «устроил» туда Шинкарева, чтобы тот под ногами не путался? И тем фактически спас ему жизнь? А выбравшись из ямы — спутал ли Шинкарев чьи-то карты? Вопросов много, ответов пока нет.

Шагал Андрей медленно, краем глаза замечая картину разгрома: там и тут валялись трупы; женщины, неподвижно сидящие на земле, закрыв руками лицо; женщины, которые вцепились себе в волосы и выли как волчицы, медленно и ритмично раскачиваясь. Возле одной из юрт показалась группа мужчин — туда и поскакала Ханаа, ударив пятками лошадь.

Их юрта сгорела, но за черным остовом Андрей заметил Белого и Рыжего, пощипывавших траву. Тут же был и Мастер — спокойно сидел в «полулотосе» на аккуратно сложенной кошме. На коленях у него лежал развернутый свиток. Подойдя ближе, Андрей отыскал обгоревший кусок кошмы и сел по-турецки, на некотором расстоянии от господина Ли Ван Вэя.

— Я видел, как ты увез Ханаа, — подняв глаза, спокойно сказал китаец. — Надеюсь, ты почтительно с ней обращался? Она девушка хорошего рода.

— Почтительно? — Андрей хмыкнул. — Можно и так сказать. Вы нас видели?

— Я ведь тоже ускакал в степь. Тогда и увидел. Вот, коней сберег.

— А поесть чего найдется? Сутки не жрамши, по вашей-то милости!

Китаец поднялся с кошмы и убрал свиток.

— Поехали в аал, там тебя накормят.

В селенье все еще слышалось завыванье женщин, мужчины не успели разойтись от большой юрты. На Андрея никто не обратил внимания. Спешившись, Мастер указал ему на соседнюю юрту — небольшую, крытую берестой, а не войлоком.

— Это летняя кухня, там и поешь.

Внутри оказалось несколько женщин, в том числе Ханаа. Андрей получил большую пиалу с айраном — напитком из кислого молока — и чашку «похты»— сметанной каши, сваренной на медленном огне.

— Харынга тох? (Сыт желудок?) — спросила Андрея одна из женщин, но он, не понимая, лишь улыбнулся в ответ. На улице Мастер о чем-то толковал с Кистимом.

— Здравствуй, Адерей. У тебя хорошая удача, — сказав это, Кистим сразу отошел, не гладя ему в глаза. «Я так понимаю, извиняться тут не принято».

— Ты поел? — осведомился Мастер.

— Да, Ши-фу. Что происходит? Кто были эти люди, ночью?

— Монголы и урянхи.

— Урянхи?

— Тувинцы, говоря по-русски. Увели лошадей, увели Сайма, мальчика, наследника рода.

— Брата Ханаа?

— Да.

«То-то она дергалась».

— И что теперь?

— Нужно похоронить отца Ханаа, здешнего старосту. Потом соберется отряд, который пойдет за урянхами — отбивать табун, искать мальчика. Хан даст воинов — к нему уже послали гонца.

— А мы?

— Кистим просит пойти с ними. Возможно, им нужна будет помощь в горах, кыргызы плохо знают перевалы.

— И мы пойдем?

Китаец оглядел горизонт, чуть туманный в дымке разогревшегося дня.

— А ты что думаешь?

— Пойдем! — решительно ответил Андрей.

Игра началась, и стоять от нее в стороне Андрей не собирался. Как выразился в свое время начальник Шинкарева, уходя из силовой структуры в коммерческую: «Я не намерен стоять швейцаром в дверях перестройки».

— Что ж, ты сам так решил. — Мастер был явно доволен ответом. — Правда, есть одно «но»…

— Что за «но»?

— Возможно, придется поработать саблей. А в этом ты не силен. Рука не поднимается? — в узких глазах китайца блеснул мстительный огонек.

— Поднимется, — сухо ответил Андрей.

Тем временем двое мужчин сняли одну из решеток юрты, вынесли и поставили на телегу гроб. Женщина, одетая во все черное, налила в деревянную чашку молока, накрыла ее белой материей, обошла вокруг телеги, повторяя древнее заклятье-оберег. Послышались причитания, члены семьи покойного по очереди подходили, отпивали из чашки. Телега тронулась, скрипя колесами и медленно переваливаясь на кочковатом, каменистом подъеме. Погребальное шествие, следуя за телегой, вышло на высокое место, удаленное от полей и выгонов, на котором было расположено родовое кладбище. Андрей с господином Ли Ван Вэем тоже пришли сюда — никто их не пригласил, но и запрета, похоже, не было. Ветер легко шуршал в колосках прошлогодней травы, которой обросли накренившиеся плиты могил.

— Хорошее место, сухое, — заметил Мастер, оглядев кладбище.

Лишь только мужчины стали зарывать могилу, женщины отправились назад, готовить поминки. Потом ушли и мужчины, на кладбище остались лишь Андрей с китайцем. Мастер подошел к могильному холмику, взял горсть свежей земли — как тогда, на пашне. Приблизил к лицу, вдохнул над ней, потом сказал:

— От могильной земли веет по-особому. В Китае говорят: «Останки погребенных предков вбирают в себя» дыхание земли «, и это определяет судьбу их потомков».

Мастер медленно повернул ладонь — темные комки высыпались на могильный холмик. Китаец указал на него Андрею:

— Вот чем живет воин «Земли». Он бьется в скорби, понимая, что шансов нет, все равно победит Смерть.

— Скажите, Ши-фу, — спросил Андрей, — я правильно сделал, что не убил того казака?

— Как решил, так и сделал.

В голосе не было ни злости, ни мстительности, — лишь спокойствие.

— Но ведь мне нельзя убивать, — напомнил Андрей.

— Это бы ничего не изменило. Он все равно должен был умереть.

— Я сам так подумал. Но чувствовал, что нельзя.

— В тебе говорил воин «Земли». Это ЕМУ было нельзя. Ведь казака привезли из твоего города, с той же земли, с которой пришел и ты сам.

— А вы могли бы убить китайца?

— Тысячу китайцев, если понадобится. Но ты не об этом думаешь. Или еще не чувствуешь того, что должен. Не знаю, как сказать. Задай любой вопрос. Не стесняйся!

— Зачем вы меня в яму посадили? — спросил Андрей, не думая.

— Путь Дао идет через темноту, Мировую пещеру. Каждому она раскрывается по-своему, но любое постижение начинается с земляного мрака. Вот послушай, как написал литератор Хуан Юэ: «Непостижимо-далекое: высота гор — не в неприступных кручах, в глубине ущелий постигаешь их величие; красота дерев — не в пышной кроне, в мощи корней познаешь их совершенство». Основатель монастыря Шаолинь, Воддхид-харма, девять лет медитировал в пещере. А ты на сутки попал в яму. Было бы, о чем говорить!

— Боддхидхарма-то сам в пещеру сел, никто его туда не спихивал. А что касается суток, так это я сам выбрался, через сутки.