Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт Страница 28

– Конечно. Даже когда у них случались размолвки, ни та ни другая не обижались – это особый дар.

– И часто у них случались размолвки?

– Совсем не часто, – ответил Гупта, – но на рабочем месте всегда возникают какие-нибудь проблемы. Мы их решали… во всяком случае, старались решать демократическим путем… Нет-нет, Марго и Дженис, как я уже сказал, умели дискутировать разумно и без обид. По-моему, они друг дружку ценили и уважали. Исчезновение Марго стало для Дженис тяжелым ударом. Когда я решил отказаться от своего кабинета, она мне призналась, что после того происшествия неделю за неделей видит Марго во сне. Но эта история ни для кого из нас не прошла бесследно, – негромко продолжал доктор Гупта, – изменила каждого. Невозможно предвидеть, что знакомый тебе человек вдруг исчезнет без следа. Что-то здесь… нечисто.

– Пожалуй, – согласился Страйк. – А как Марго ладила с двумя медрегистраторшами?

– Ну как вам сказать: Айрин, старшая из двух, была… – Гупта вздохнул, – не подарок. Помнится, она… не то чтобы грубила Марго, но, случалось, как-то дерзила. Во время рождественского застолья – которое тоже, заметьте, организовала Марго – Айрин заметно перебрала. Они повздорили, вот только не помню из-за чего. Наверняка из-за какой-то мелочи. А прошло время – и я вижу, они прямо лучшие подруги. Когда Марго пропала, у Айрин случилась форменная истерика.

Они немного помолчали.

– Не спорю, отчасти это могло быть лицедейством, – признал Гупта, – но за ним, вне всякого сомнения, стояло неподдельное горе. А вот Глория… бедняжка Глория просто убивалась. Марго была для нее не просто работодателем, а вроде как старшей сестрой, наставницей. Именно Марго решила взять ее в штат, закрыв глаза на отсутствие опыта. Но должен признать, – рассудительно добавил Гупта, – со своими обязанностями девушка справлялась прекрасно. Не отлынивала. Все схватывала на лету. Дважды ей повторять не приходилось. По-моему, выросла она в бедной семье. Дороти смотрела на нее свысока. Она бывала очень недоброй.

– Остается Вильма, уборщица. – Страйк дошел до конца списка. – Какие у нее были отношения с Марго?

– Чего не помню, того не помню, выдумывать не буду, – ответил Гупта. – Держалась она тихо, как мышка, эта Вильма. Ни о каких трениях между ними я не слышал. – И после едва заметной паузы добавил: – Не хотелось бы искажать факты, но, сдается мне, у Вильмы был муж – дрянной человечишко. Марго, помнится, мне говорила, что Вильме давно пора с ним развестись. Уж не знаю, высказывала она это Вильме в глаза или нет, хотя, зная характер Марго… Кстати, – продолжал он, – я слышал, после моего ухода Вильме указали на дверь. Якобы она в рабочее время выпивала. У нее всегда был при себе термосок. Но вы не принимайте мои слова за чистую монету – я ведь могу что-то путать. Меня, как я сказал, в это время там уже не было.

Дверь в гостиную отворилась.

– Еще чаю? – осведомилась миссис Гупта и, забирая поднос и остывающий заварочный чайник, решительно отказалась от помощи Страйка, вскочившего с кресла.

Когда она вышла, Страйк сказал:

– Доктор Гупта, вы не будете возражать, если я попрошу вас мысленно вернуться в тот день, когда исчезла Марго?

Собравшись с духом, старичок-доктор ответил:

– Ничуть. Но должен вас предупредить: в памяти у меня остались только показания, которые я дал по горячим следам. Понимаете? Мои воспоминания о событиях как таковых весьма туманны. В голове сохранилось лишь то, что я говорил следователю.

Страйк подумал, что свидетель не часто бывает настолько критичен к себе. По опыту он знал, как цепко держатся люди за свои первоначальные показания, а потому важнейшие факты, не упомянутые в ранней версии, зачастую тонут под этим формализованным вариантом, заменившим собой действительность.

– Ничего страшного, – сказал он. – Что запомнилось, то и расскажите.

– Ну, это был день как день, – начал Гупта. – Единственное что: одна из девушек-медрегистраторов, Айрин, отпросилась к зубному и ушла в половине третьего. Мы, врачи, вели прием обычным порядком, каждый у себя в кабинете. До половины третьего в регистратуре дежурили обе девушки, а после ухода Айрин осталась одна Глория. Дороти стучала на машинке до пяти, то есть до конца своего рабочего дня. Дженис до обеда вела амбулаторный прием, а во второй половине дня ходила по вызовам – так у нас было заведено. Пару раз я видел Марго в дальнем конце коридора, где у нас был закуток с чайником и холодильником. Она радовалась за Вильсона.

– За кого?

– За Гарольда Вильсона, – улыбнулся Гупта. – Накануне состоялись всеобщие выборы. Лейбористы вернулись к власти, причем с перевесом. Если вы помните, они с февраля возглавляли правительство меньшинства.

– А-а, – протянул Страйк. – Точно.

– Я вел прием до половины шестого, – продолжал Гупта. – Распрощался с Марго через распахнутую дверь ее кабинета. У Бреннера дверь была затворена – принимал пациента, видимо. Естественно, я не могу знать наверняка, что было после моего ухода, а потому ограничусь тем, что слышал от других.

– С вашего позволения, – остановил его Страйк, – мне было бы интересно узнать подробнее о том экстренном случае, из-за которого задержалась Марго.

– Мм… – Гупта сложил пальцы домиком и покивал, – вы наслышаны о таинственной темноволосой даме. Все мои сведения о ней получены от крошки Глории. В «Сент-Джонсе» больных обслуживали в порядке живой очереди. Прикрепленные к нам пациенты приходили в удобное для себя время и ждали, сколько потребуется, за исключением экстренных случаев. Но та дама явилась с улицы. Она жаловалась на острую боль в животе. Глория предложила ей присесть, а сама пошла узнать, примет ли незапланированную пациентку Джозеф Бреннер, который в тот момент был свободен, тогда как Марго еще вела прием. Но Бреннер уперся – и ни в какую. Пока Глория его уламывала, Марго вышла из кабинета проводить последнюю пациентку – женщину с ребенком – и вызвалась принять ту пациентку с острой болью: у нее оставалось еще немного времени до встречи с подругой в пабе на той же улице. Со слов Глории, Бреннер пробормотал: «Вот и славно», что для него было верхом любезности, а потом, надев пальто и шляпу, ретировался. Глория вернулась в регистратуру и сообщила больной, что Марго согласна ее принять. Дама зашла в кабинет и задержалась там дольше, чем планировала Глория. Минут двадцать пять – тридцать, то есть до без четверти шесть, а на шесть часов у Марго была назначена встреча. В конце концов пациентка вышла из кабинета – и как в воду канула. Вскоре появилась Марго, уже в пальто. Сказала Глории, что опаздывает, попросила запереть все помещения. Вышла на дождь… и больше никто ее не видел.

Дверь отворилась, и в гостиную опять вошла миссис Гупта с чайником свежезаваренного чая. Страйк опять вскочил со своего места, и опять его услуги были отвергнуты. Когда жена доктора вышла, Страйк спросил:

– Почему вы назвали последнюю пациентку «загадочной»? Потому что в вашей амбулатории у нее не было карты или?…

– А вам разве не известна эта история? – удивился Гупта. – Ведь впоследствии широко обсуждался вопрос: а была ли это и в самом деле женщина?