Ярмарка коррупции - Дэвид Лисс Страница 28

– Едва ли это подходящая причина для выполнения работы, за которую я вам заплатил. Разве удовлетворение от самого труда – недостаточный стимул? В любом случае я бы хотел узнать, о каком затруднительном положении вы говорите?

– Мое затруднительное положение заключается в том, что меня признали виновным в убийстве, которого я не совершал, – сказал я очень медленно, словно так он мог лучше меня понять. – Подозреваю, что меня судили за убийство этого человека из-за того, что я попытался выяснить, кто написал эти письма.

– О нет! – воскликнул он. – Очень хорошо, сэр. Очень хорошо. Убийство, которого вы не совершали. Мы поиграем в эту игру, если вам так хочется. Можете на меня в этом положиться.

– Никакой игры нет, сэр. Я не причинял Уолтеру Йейту ни малейшего вреда и не имею представления, кто это сделал.

– Может быть, он – автор этих ужасных писем? Может быть, какой-то неизвестный – это ведь мог быть кто угодно – проломил ему череп, совершив таким образом акт возмездия?

– Насколько мне известно, мистер Аффорд, Уолтер Йейт не имел никакого отношения к этим письмам.

– Почему тогда вы обошлись с ним так жестоко?

– Я уже говорил вам, что это не я. Но если я узнаю, кто его убил, то узнаю и кто посылал вам эти письма.

Аффорд в задумчивости почесал подбородок:

– Ну, раз вы полагаете, что ваше расследование поможет найти моего недоброжелателя, думаю, такой расход вашего времени будет разумным. Хорошо, можете этим заниматься, если не будете упускать из виду ваши истинные цели.

К этому моменту я успел осознать, что реагировать на слова Аффорда – пустая трата времени, и решил действовать по своему плану, всяко будет больше толку.

– Вы не получали больше подобных угроз?

– Нет, но я ведь больше не выступал с проповедями и этой уловкой убедил автора записок, будто он добился свой цели.

Я вряд ли мог отличить уловку от правды, но, возможно, виной тому была моя собственная невосприимчивость.

– Мистер Аффорд, у вас были какие-нибудь особые отношения с Уолтером Йейтом? Нет ли у вас оснований полагать, что между этим человеком и записками, которые вы получали, может быть какая-нибудь связь?

– Йейт был самым приятным из этих парней. Знаете, я встречался с ним раз или два, и, хотя его восхищало мое великодушное участие в судьбе грузчиков, он, похоже, не верил, что мои речи могут ему помочь. Видите ли, эти люди не имеют представления о силе слова. Для них риторика – все равно что магия: абстрактная вещь, которую нельзя потрогать руками. Но между нами никогда не было близких отношений, если вас это интересует.

– А как насчет Билли Гринбилла?

– Этот далеко не такой приятный. Он не хотел со мной встречаться, а когда я посылал к нему своего человека, он его оскорблял.

– Расскажите мне, – сказал я наконец, – о вашем отношении к предстоящим выборам.

Он посмотрел на меня с любопытством:

– Я и не предполагал, что вас это может интересовать. У евреев нет права голоса, как вы знаете.

– Я знаю, что у евреев нет права голоса, а тем более у сбежавших уголовных преступников. Я спрашиваю о вашем отношении, а не о моем.

– Я большой поклонник тори. Этим все сказано. Я верю, что грузчики будут жить лучше при тори, чем при вигах, так как виги заинтересованы только в том, чтобы выжать из людей все соки и выбросить их как тряпки, когда они больше ни на что не годятся.

– И вы хотите, чтобы грузчики это поняли и поддержали мистера Мелбери?

– Именно так. Мелбери хороший человек. Он верит в сильную Церковь и власть землевладельцев.

– Но какой ему толк от поддержки грузчиков Уоппинга? Они не могут голосовать. И даже если бы могли, Уоппинг находится далеко от Вестминстера, на противоположном конце города.

Он улыбнулся:

– Им не надо голосовать, сэр, чтобы их присутствие чувствовалось. Если я настрою этих парней в пользу Мелбери, я не только окажу услугу тори, но и лишу вигов их оружия.

Теперь я все понял. Грузчики должны были стать громилами для Мелбери. По крайней мере, этого добивался Аффорд. Они могли устрашать людей на избирательном участке, а если будет необходимо, то и устроить бунт. Желание Аффорда помочь им объяснялось лишь необходимостью сделать так, что если докеров и станут использовать, пусть это будут тори.

Я был нелестного мнения об этом плане, но не имел желания ни читать Аффорду нотации на этические темы, ни рассказывать о том, как эти самые грузчики скандировали лозунги против якобитов, папистов и тори, что доказывало: усилия его пока пропадают втуне. Вместо этого я вернулся к более насущным вопросам.

– Сэр, вам не приходило в голову, что письма, которые вы получали, исходили от Денниса Догмилла? В конце концов, этот торговец табаком выигрывает больше всех, если объединения рабочих развалятся. Я встречался с ним только один раз, и это была короткая встреча, но мне показалось, что он вполне способен на угрозы.

Аффорд захихикал:

– Мне не нравится мистер Догмилл. Общеизвестно, что он виг, но должен обратить ваше внимание на то, что он также иоанновец.

Я понятия не имел, о чем он.

– Иоанновец?

– Это значит, что он посещал колледж Святого Иоанна в Кембридже, где учился и я, только в более ранние годы. Возможно, когда я показывал вам письмо, вы не обратили внимания на многочисленные ошибки, но мне его безграмотность, естественно, бросилась в глаза, поэтому, поверьте мне, человек из колледжа Святого Иоанна не мог написать такого.

Я вздохнул:

– Очень может быть, что он написал так специально, дабы обмануть вас, или письмо написал для него человек, который не имел чести посещать ваш колледж.

Он покачал головой:

– Я точно слышал, что Догмилл – иоанновец, поэтому то, о чем вы говорите, непостижимо. – Он поднял руку. – Подождите! Сейчас я припоминаю, что его исключили из колледжа Святого Иоанна. Да, точно. Его исключили за какую-то жестокую выходку. Может быть, вы и правы насчет него.

– Что за жестокая выходка?

– Точно не знаю. Насколько я понял, он жестоко поступил с одним из своих преподавателей.

– Человек, который жестоко поступил с преподавателем, определенно может написать угрожающее письмо с массой ошибок, – уверенно сказал я.

– Да, это, конечно же, возможно.

– И поскольку, на мой взгляд, он не станет пачкать свои руки такими вещами, как убийство грузчика, не знаете ли вы, кто мог служить его орудием? Нет ли у него связи с каким-нибудь бандитом? С человеком, который был бы всегда при нем?

– Я едва ли способен ответить на этот вопрос, так как недостаточно хорошо знаю Догмилла. Как вы думаете, может ли закон покарать меня за то, что я впустил вас в дом?