Нечестивый союз - Сюзанна Грегори Страница 28

– Это не что иное, как остатки огненной стрелы, – пояснил Бартоломью.

Он потер рукой о ворота, затем обнюхал свои пальцы.

– Видно, дьявол в последнее время совсем утратил могущество, – усмехнулся он. – Для своих фокусов бедняга вынужден прибегать к алхимии.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Майкл, недоуменно разглядывая обломок стрелы. – О какой алхимии ты говоришь?

– Ворота смазаны животным жиром, золой и еще чем-то липким. Некоторые жиры, соединяясь с другими веществами, становятся горючими. Приближаться к воротам, чтобы поджечь их, небезопасно. Поэтому злоумышленник и воспользовался огненной стрелой, наконечник которой смазан смолой. Когда стрела вонзилась в дерево, калитка вспыхнула как факел. Можешь вообразить, каким впечатляющим было это зрелище. А все благодаря алхимии, – добавил Бартоломью, разведя руками.

– Но зачем им понадобилось устраивать это представление? – вопросил Майкл, пытаясь соскрести с ворот частички пропитанной жиром золы. – Я не вижу в нем ни малейшего смысла. Ни одна живая душа не узнала бы, что убийцы побывали в саду, если бы, на свою беду, они не встретили вас с Кинриком.

– Возможно, трюк с горящей калиткой преступники намеревались использовать впоследствии, и лишь непредвиденная встреча с нами заставила их пустить его в ход, – предположил Бартоломью. – Или таким образом они хотели кого-то напугать либо предостеречь.

Бартоломью испустил тяжкий вздох.

– Ты прав, Майкл, – устало заметил он. – Чем больше мы узнаем об этом деле, тем более запутанным оно представляется.

Они вышли на улицу, где один из педелей стоял, прислонившись к стене, и ковырял в зубах ножом. Завидев Бартоломью и Майкла, он поспешно выпрямился и одернул грязную кожаную куртку. Майкл бросил на нерадивого стражника укоризненный взгляд, а тот в ответ забормотал, что по распоряжению проктора несет здесь караул с прошлой ночи.

Бартоломью направился к зарослям, где ночью видел странную тень. В траве он заметил еще одну огненную стрелу, подожженную, но неиспользованную. Доктор повертел стрелу в пальцах и задумчиво посмотрел на Майкла.

– Понимаешь, что это значит? – произнес он.

Майкл устремил на него недоуменный взгляд.

– Ворота вспыхнули как раз в тот момент, когда в них ворвался громадный детина в красном капюшоне. Другого злоумышленника я пытался удержать за плащ. Значит, брат, их было по меньшей мере трое: здоровенный, его сообщник, который занимался поисками в саду, и третий – тот, что пустил огненную стрелу.

Майкл изумленно покачал головой.

– Значит, трое мужчин собрались вместе, чтобы убить беззащитную женщину? Господи боже, Мэтт! Куда только катится этот мир…

Когда Бартоломью вышел из церкви после утренней мессы, его поджидал один из работников Стэнмора. Он передал доктору записку, где говорилось, что Стэнмор просит своего родственника незамедлительно прийти на Милн-стрит. Хотя о Майкле в записке не упоминалось, тот решил составить товарищу компанию, ибо прекрасно знал, что завтраки в доме Стэнмора не идут ни в какое сравнение со скудными трапезами в Майкл-хаузе.

Городские улицы становились все более многолюдными, купцы и их работники спешили на ярмарку, дабы подготовиться к новому торговому дню. Большие ворота дома Стэнмора все еще были заперты, и Бартоломью пришлось стучать, пока кто-то из слуг не впустил их во двор. Во дворе царила утренняя суета, из кухни в дом проносили огромные дымящиеся миски овсяной каши, и слуги заканчивали работу, торопясь к завтраку. Тут же стояла повозка, уже запряженная парой лошадей и нагруженная тюками с тканью, которые сегодня предстояло отправить на ярмарку. Повар гонялся по двору за громко кудахчущей курицей, предназначенной хозяину на обед.

Стэнмор уже ожидал их. После шумного двора приятно было оказаться в уютной гостиной на первом этаже. Бартоломью всегда нравилась эта комната. Стены здесь были увешаны гобеленами, а пол устлан разноцветными циновками. Около каменного очага стояло несколько удобных кресел, вдоль стен были сложены кипы тканей. Впрочем, хотя дом на Милн-стрит мог считаться образцом роскоши и удобства, особенно в сравнении с аскетизмом Майкл-хауза, Стэнмор предпочитал проводить свободное время в своем особняке в Трампингтоне – небольшой деревеньке неподалеку от Кембриджа. Именно там постоянно жила его жена, старшая сестра Бартоломью.

Едва войдя в гостиную, друзья убедились, что хозяин намерен угостить их славным завтраком – на каминной полке стояли несколько кастрюль и сковородок, испускавших соблазнительные запахи. Бартоломью не успел и глазом моргнуть, как Майкл уже схватил огромный ломоть свежеиспеченного хлеба, сковородку с жареным беконом и, устроившись в любимом кресле хозяина, предался чревоугодию. Стэнмор с осуждением взглянул на прожорливого монаха, однако воздержался от замечаний. Бартоломью опустился на стул, взяв кружку разбавленного водой эля.

– Намедни ты расспрашивал меня о черной магии, – произнес Стэнмор. – Я успел кое-где побывать и кое-что выяснить.

Бартоломью понял, что зять его собрал весьма любопытные сведения, однако счел за благо удержаться от расспросов.

– Твой старый монах был прав, – изрек Стэнмор и, наклонившись, схватил со сковородки на коленях у Майкла последний кусок бекона. – Церковь Всех Святых и церковь Святого Иоанна Захарии ныне используются в целях, далеких от благочестия. Мне доподлинно известно, что в Кембридже действуют две нечестивые секты и местом их сборищ являются заброшенные церкви. Согласно сведениям, полученным мною, обе эти секты исповедуют культ падших ангелов. Но меж ними существует соперничество и, более того, откровенная вражда. Мне сообщили также, что одна из сект связана с некоей городской общиной, однако никому не известно, с какой именно. Могу сказать только, что не с гильдией торговцев тканью, к которой принадлежу я, – торопливо добавил купец.

В Кембридже существовало множество общин и гильдий. Некоторые из них – подобно гильдии торговцев тканью, членом которой был Стэнмор, – полагали главной своей задачей объединение купцов, учреждение общих торговых правил и подготовку учеников. Были среди общин и такие, что преследовали благотворительные или религиозные цели. Так, сэр Ричард Талейт, отец шерифа, некоторое время назад занимавший пост мэра Кембриджа, принадлежал к общине Благовещения. Он вызвал множество нареканий, ибо способствовал получению членами его общины почетных и выгодных должностей – таких как бейлиф или член городского парламента. Нынешний мэр Роберт Бригхэм вышел из простых клерков и был членом общины Святого Петра и Павла. Он тоже отдавал своим собратьям несомненное предпочтение. Впрочем, политика протекций, которой он придерживался, была не столь вопиющей, как у Талейта-старшего.

Некоторое время Стэнмор и его гости оживленно обсуждали, под прикрытием какой из общин может орудовать нечестивая секта. Однако же никто из них не располагал фактами, позволяющими строить убедительные предположения. Майкл уверял, что самое пристальное внимание необходимо обратить на общину продавцов индульгенций. Однако же Бартоломью не придал значения обвинениям товарища, ибо знал о застарелой неприязни, которую Майкл питал к торговцам индульгенциями, наживавшимся на людском отчаянии и легковерии. Стэнмор, издавна враждовавший с красильщиками, которые нередко требовали за окраску ткани непомерно высокую цену, был убежден, что именно их гильдия способна уступить дьявольским искушениям. Бартоломью, в свою очередь, подозревал членов ордена францисканцев. Ему всегда казалось, что их упорное нежелание признавать новейшие открытия медицины является следствием гордыни, внушенной сатаной. Уразумев, наконец, что дальнейшие словопрения принесут мало пользы, ибо все участники дискуссии слишком пристрастны, Бартоломью поднялся и заявил, что настало время вернуться к делам.