Маньяк по вызову - Елена Яковлева Страница 29

— А-а-а… — На этот раз меня бросило в жар. — И вовсе я на него не вызверилась… С чего мне на него вызверяться? И… и потом… По-моему, это как раз ты на него взъелась. Вспомни, как ты с ним разговаривала!

— Я? — Нинон капризно дернула плечиком. — Я как раз вела себя индифферентно. В моем поведении не было ничего странного, это же вполне естественно, что подобные визиты меня не вдохновляют, особенно утром, когда я только-только собралась спокойно позавтракать. И еще мне не нравится, когда меня вынуждают сплетничать о моих друзьях. Кстати, я дала ему это понять. А вот ты, ты… Ты вела себя неестественно. Избегала с ним разговаривать, отворачивалась.

Проницательность Нинон начинала меня серьезно беспокоить.

— По-моему, ты преувеличиваешь. — Неимоверным усилием воли я заставила себя говорить спокойно и непринужденно:

— С чего бы мне его избегать? Кто он мне? Не брат и не сват, обыкновенный следователь.

— Не совсем обыкновенный, — резонно возразила Нинон, — а особо важный.

— Это ничего не меняет, — устало сказала я и, закрыв глаза, откинулась на спинку кресла, давая понять Нинон, что не буду возражать, если она сменит тему.

— Ну-ну, — пробормотала Нинон и предложила продолжить прерванный завтрак.

Я не стала возражать.

Пока Нинон варила кофе, я давилась бутербродами и прикидывала, как долго я еще продержусь, прежде чем Нинон обо всем догадается. И почему я такая невезучая, спрашивается? Мало мне всего, что ли? Пока я так размышляла, во мне крепла решимость вернуться в Москву, и, когда Нинон поставила передо мной чашку душистого свежесваренного кофе, я объявила о своем намерении.

— Что? — Нинон упала на стул и чуть ли не за сердце схватилась. — И ты хочешь меня бросить в такой момент?!

— Не стоит драматизировать ситуацию, — призвала я ее к благоразумию. — Я тебя не бросаю, я просто хочу вернуться в Москву, и все. Да и ты могла бы пожить в городской квартире какое-то время.

— Да?! — Слезы брызнули из глаз моей подружки и затуманили стекла ее очков. — Я не могу, не могу вернуться в Москву!

— Почему? — Моя рука дрогнула, я чуть не обварилась горячим кофе.

— Потому что потому, — зло передразнила меня Нинон, сняла очки и, горестно вздыхая, протерла стекла кухонным полотенцем. — У нас такой договор с Генкой.

— Договор?

— Ну да, договор. Имущество мы пока не делили, но пришли к соглашению, что это лето я проведу на даче. Дело в том… — Голос Нинон дрогнул. — Дело в том, что он может в любой момент вернуться из Швеции со своей… со своей новой пассией, и они какое-то время поживут в нашей московской квартире, пока не подыщут себе подходящее жилье. А потом… Потом мы решим, как будем делить имущество.

— Ах, вот в чем дело! — Я уже сама едва сдерживалась, чтобы не разреветься. — Но я же не знала…

Нинон продолжала всхлипывать:

— А ты думаешь, чего я здесь торчу, когда вокруг такое творится? А кроме того… Сама понимаешь, там соседи, знакомые. Все будут сочувствовать, лезть в душу с расспросами…

Теперь только до меня дошло, почему Нинон позвала на дачу именно меня, при том, что, без сомнения, подружек и приятельниц у нее хватает. Ей нужен был человек, во-первых, не самым подробным образом посвященный в перипетии ее личной жизни последних лет, во-вторых, не слишком любопытный, в-третьих… Что же в-третьих? А в-третьих, пребывающий приблизительно в таком же состоянии духа, а, следовательно, не искрящийся от счастья. И кто, если не я, в полной мере соответствовал бы всем вышеперечисленным критериям?

Но и со мной Нинон не хотела откровенничать, остановившись на своих проблемах как бы мимоходом, вскользь и с изрядной долей самоиронии. А я ничего не поняла, я упивалась собственным горем, хотя оно, если честно, не шло ни в какое сравнение с переживаниями Нинон. Как-никак нас с Андреем связывали не десять лет жизни, общие воспоминания и совместно нажитое имущество, а всего лишь несколько романтических свиданий да моя вывихнутая нога. По крайней мере, делить нам было нечего.

Не могу вам описать, до какой степени мне стало жалко Нинон. Бедная, бедная Нинон, бедная, бедная подружка моей студенческой юности!

Я и не заметила, как сама начала хлюпать носом:

— Ну извини, извини меня, Нинон, я совсем не хотела тебя обидеть…

Нинон, словно только того и дожидалась, залилась неукротимыми слезами, приговаривая в перерывах между горестными всхлипываниями:

— Это… это ты меня прости… Разве ты обязана… У… у тебя же своя жизнь… А-ах… не очень складная… А-ах…

В конце концов мы обнялись и заревели синхронно, по очереди утираясь полотенцем. Не знаю, как долго это продолжалось, но, когда мне удалось рассмотреть Нинон сквозь пелену слез, лицо у нее было красное, а кончик носа почему-то побелел. Я, надо полагать, выглядела не лучше.

— Ну все, все… — пробормотала я виновато. — Никуда я не уеду, тем более что в Москве меня никто не ждет. Работы и той нет… Вот только если… вдруг в агентстве мне что-нибудь подберут, будут мне звонить, а я здесь…

Нинон перестала реветь и задумчиво на меня посмотрела:

— Я же тебе говорила, что могу помочь тебе с работой. У меня есть кое-какие знакомые, только… А, черт, стоит только мне им позвонить, сразу начнут спрашивать, как дела да куда пропала…

Я стала вежливо отказываться от ее услуг, а Нинон вдруг хлопнула себя ладонью по лбу и вскричала:

— Голова садовая! Как я сразу не сообразила?! А наш банкир? Вот у кого полно подходящих знакомств. Видела, какие рожи были на похоронах? Сплошные «новые русские»! Он-то нам и поможет.

— Да ну, как-то неудобно, — возразила я. — И потом, он же на нас в обиде за то, что мы рассказали следователю про его попытку самоубийства.

— Ну обиделся немного, это верно, — спокойно согласилась Нинон, — но вообще-то он мужик отходчивый, иначе разве стал бы он так долго терпеть Ирку-истеричку! Точно, точно, — резюмировала она, — Остроглазов нам обязательно поможет. Да почему бы ему вообще не взять тебя в свой банк, ты же девка толковая, как-никак институт с красным дипломом окончила!

Я выразила обоснованное сомнение:

— Да кого они теперь волнуют, эти дипломы, хоть красные, хоть синие… И потом, у меня же все-таки иняз, а не какой-нибудь финансово-экономический…

Однако мое робкое замечание Нинон не поколебало.

— Подумаешь! — фыркнула она. — А ты думаешь Остроглазов экономист? Ха, как бы не так, он, этот… метеоролог по образованию.

Я выкатила глаза на переносицу, а Нинон невозмутимо продолжила:

— А ты что себе воображала, наивная? Будто у нас каждый на своем месте? Ха! На чужом ведь самый кайф! И потом, сама сообрази, сидели бы мы сейчас в таком дерьме — я имею в виду не нас с тобой конкретно, а нашу родину-отчизну, — если бы у нас сапоги тачал сапожник, а пироги выпекал пирожник? Так что ты ничуть не хуже прочих.