Страховой случай - Владимир Макарычев Страница 29

– Не офицеришка ли, выгнанный с флота? – прогнусавил один экипажный. Он первым признал авторитет Зеленова, пытался выслужиться перед ним.

В ответ старший поманил его указательным пальцем и четким командирским голосом скомандовал:

– Иди ко мне, бандерлог!

«Бандерлог» сначала посмотрел на своего прежнего хозяина, но Зеленов сделал равнодушный вид и отвернулся. Тогда, не найдя поддержки, словно под гипнозом, тот поднялся и медленно, пригибаясь к палубе, не пошел, а словно пополз к вызывающему. Сидевший с Афанасием Головешкин тоже поднялся с баночки и в знак солидарности с «бандерлогом» направился к «командиру», предварительно преданно посмотрев в сторону Зеленова, при котором исполнял роль «адъютанта». Банда в ожидании избиения притихла. Для нее это было обычным делом, они понимали не слова, а удары, лучше в лицо или по почкам. Но старший разочаровал их. Положив тяжелую руку на плечо «бандерлога», он проговорил:

– Приказываю весь переход молчать! Услышу слово, выброшу за борт! – Еще раз обвел съедающим взглядом притихшую «банду» и рявкнул: – Молчать! Я сказал!

Головешкин, улыбаясь во весь рот, повернул назад и занял прежнее место на баночке.

Наблюдавшие за людьми с мостика авианосца чайки с шумом сорвались с насиженного места. Их сварливые и возмущенные крики еще долго раздавались над палубой корабля.

Вольным морским птицам не требовалось подчинения, как людям. Они жили самостоятельно: в одиночку справлялись с врагами, проявляли характер, боролись за свое выживание, свивая гнездо среди отвесных скал. Иногда заставали в полете над морем бури, но никогда не летели по ветру. Девизом их жизни и смерти было стремление только вперед! Несмотря ни на что! Грозные морские воды считались с такой вольницей, но циклонами и бореями иногда очищали пространство над собой. Чайки прятались в прибрежных скалах, почтительно признавая старшинство за океаном. А когда тот успокаивался, снова кружили над присмиревшими волнами, дразня и играя с ними.

«Бродяги» искренне завидовали вольности и независимости чаек. Задрав головы, они с сожалением и завистью смотрели на их гордый полет. Но, как сказал Максим Горький, – рожденный ползать летать не может!

Второй день три мощных морских буксира тянули на стальных тросах неуклюжую громадину. Несмотря на давно не крашенные, в огромных желтых пятнах ржавчины борта, корабль все еще был узнаваем и величественен. Стояла июньская солнечная погода. Море не успокоилось, но и не надоедало качкой. Так, где-то два с половиной балла. Проходящие российские суда долгими и жалостливыми гудками провожали его, словно в последний путь. За время движения в территориальных водах России встретился всего один военный корабль, морской тральщик. На фоне многотонной массы авианосца он смотрелся муравьем на ладони у человека. Заиграл длинный и пронзительный гудок, означающий сигнал «Захождение». Так по морскому уставу команда военного корабля приветствовала авианосец и одновременно прощалась с ним. Моментально вдоль низкого борта выстроилась линия моряков. Строй застыл в почтении, держа руки по швам. Стояли, одетые не по форме, кто в чем, без головных уборов. Было видно, что «большой сбор» прозвучал неожиданно, сорвал с работ. На клотике слегка приспустили бело-голубой Андреевский флаг, отдавали дань уважения и чести.

Сергей Петрович в одиночестве стоял на палубе и разглядывал тральщик в бинокль. Окуляры выхватили человека в черных брюках и синей куртке. На его голове крепко сидела белая офицерская фуражка. Он, единственный из строя моряков, отдал правой рукой честь кораблю. Сергею показалось, что из его глаз медленно покатилась крупная слеза. Резким движением, не в силах наблюдать воинский ритуал прощания, он опустил бинокль и осторожно, чтобы никто не видел, вытер глаза рукавом куртки, ругая себя за излишнюю чувствительность. Прошел ровно год, как уволился с полка морской пехоты, а до сих пор не сдерживал волнение при виде военных кораблей и морской формы. Судьба на время перехода снова связала его с флотом, о котором он постепенно начал забывать. Да и задача простая: держать среди команды дисциплину, контролировать вахты у заведенных на буксиры концов и работу мотористов.

Дизеля гудели, надрываясь, помогая буксирам в движении и маневре. От волнения заныло левое плечо. Сказывалось ранение, полученное полтора года в бою под Ведено, в Чечне, и теперь оно всегда болело к перемене погоды.

Сергей Петрович спустился в кубрик, проверить подготовку к очередной смене вахты. С верхней палубы помещение казалось слишком темным. Но глаза потихоньку привыкли к тусклому свету единственного плафона. Народ в основном валялся прямо в одежде на койках. В нос ударил сладковатый запах, словно от разлагающего человеческого тела.

«Что это значит? Не прибили ли уж кого?» – забеспокоился он и прошелся вдоль двух рядов ярусных коек, внимательно осматривая лежащие там тела. В дальнем углу сидел человек и самозабвенно перевязывал грязным бинтом руку.

– Что произошло, почему рука порезана?

Вопрос, казалось, ввел человека в легкое замешательство.

– Об железо порезался. Привычки нет на корабле плавать, – ответил за него высокий грузный моряк.

– А у тебя самого-то привычка такая есть, если ты плаваешь, а не ходишь? – резко оборвал заступника Сергей.

– Ну, ты помягче, командир, здесь тебе не офицерская каюта. Командуй на верхней палубе, а тут мы порядки устанавливаем, – угрожающе поднялся с койки моряк, свесив длинные ноги.

Казалось, противостояние вот-вот перейдет в драку. Это поняли и люди в кубрике. Со всех сторон в проход высовывались заспанные и ожидающие развязки лица «моряков». Сергей заметил на левом предплечье у вожака татуировку в виде самолета «ИЛ» с маленькими парашютиками, означавшими количество личных прыжков.

– Не бойся, командир, воздушная пехота морячка не обидит, – разрядил обстановку моряк, и во мраке кубрика раздались одобрительные хихиканья.

– Ошибаешься, дорогой товарищ. Командир, он и в Африке командир, – спокойно ответил Сергей. – Двоевластия захотел?

«Свободный народ» неодобрительно загудел, кое-кто начал спускаться с коек и рундуков в проход, заполняя пространство со спины Сергея. Намечалась неравная потасовка.

– А ну-ка, по норам, – скомандовал десантник, – представление отменяется.

Проход сразу же опустел.

– Ладно, пока отдыхайте, смена через час, – сказал Сергей, а уже на выходе из кубрика приказным тоном добавил: – Вымыть палубу, всем постирать караси . Воняет, как в зиндане. Через полчаса проверю!

За спиной раздался слабый, но недовольный гул голосов.

– Всем подъем, – убедительно прозвучала команда десантника, – развонялись, на самом деле, быстро стирать свои портянки!

За последующие два дня плавания инцидентов больше не было. Нарываться на неприятности себе дороже.

За это время успели познакомиться. Поверхностно, откликались в основном на прозвища.