Смерть в овечьей шерсти - Найо Марш Страница 29

Аллейн представил себе эту картину: влюбленная парочка погружена в работу, изредка обмениваясь улыбками, перелистывая Хэнсарда или записывая очередные банальности для Флоренс. «Довольно странный роман», — подумал он.

В таком приподнятом настроении они проработали все утро. За обедом, когда все шестеро собрались за столом, Теренс заметила, что миссис Рубрик не столь разговорчива, как обычно, и внимательно наблюдает за ней. Ее это не слишком обеспокоило. В голове промелькнула мысль: «Она была уверена, что не в моем характере класть руки кому-нибудь на плечи. А теперь, видимо, сочла это дерзкой выходкой и наконец-то увидела во мне живого человека».

В конце обеда миссис Рубрик вдруг объявила, что будет работать с мисс Линн до вечера. Она заставила ее писать под диктовку, а потом напечатать целую кучу писем. Это было вполне привычно, и поначалу Теренс не заметила в поведении своей работодательницы ничего необычного. Однако затем почувствовала, что та не спускает с нее глаз, где бы она ни находилась — за столом, у камина или в дальнем конце комнаты. Теренс сначала избегала смотреть в ее сторону, но в конце концов не выдержала и подняла глаза. Она встретила пронзительный, ничего не выражающий взгляд и почувствовала, что выдержка ей изменяет, — она предпочла бы любой разговор и даже упреки. Теплая волна эйфории от того, что он любит ее, потихоньку ушла, оставив лишь чувство стыда. В глазах миссис Рубрик она была лишь жалкой машинисткой, пытающейся флиртовать с мужем своей хозяйки. Это было настолько унизительно, что к горлу подступила тошнота, и ей вдруг захотелось скорейшей развязки. Надо же как-то объясниться, иначе ее замучает отвращение к себе, возникшее под этим пристальным взглядом. Но взрыва не последовало — они молча продолжали трудиться. Когда наконец все было закончено и Теренс стала собирать бумаги, миссис Рубрик, направившись к двери, бросила через плечо:

— Мне кажется, мистер Рубрик неважно себя чувствует. — Назвав так своего мужа, она очень изящно поставила свою секретаршу на место. — Думаю, нам не стоит докучать ему нашей глупой статистикой. Я очень беспокоюсь за его здоровье. Оставим его в покое, мисс Линн. Вы меня поняли? — И она вышла из комнаты.

— В тот же самый день, за ужином, с ней произошла та перемена, которую вы все заметили, — заключила свой рассказ Теренс. — Мне это показалось отвратительным.

Но Фабиан уточнил:

— Скорее это было жалким и неуклюжим. Вполне в ее духе, но совершенно бесполезно.

— Но он был так предан ей, — запротестовала Урсула и, словно сделав неприятное открытие, вдруг закричала:

— Ты просто смошенничала, Тери. Ты молодая, поэтому все и произошло. Нельзя так вести себя. Мужчины его возраста — они все такие. Если бы ты уехала, он бы тут же забыл тебя.

— Нет! — убежденно произнесла Теренс.

Тут обе девушки повернулись к Аллейну, приведя его в некоторое смущение.

— Он бы ее сразу забыл, — повторила Урсула. — Разве не так?

— Мое дорогое дитя, — сказал Аллейн, вдруг остро осознав свой возраст, — откуда мне знать?

Однако, уже неплохо представляя себе Артура Рубрика, больного и измученного бурной деятельностью своей жены, он в душе признал, что Урсула отчасти права. Если бы мисс Линн уехала, вполне возможно, что от его чувств к ней не осталось бы ничего, кроме приятных воспоминаний с легким привкусом сожаления.

— Все вы одинаковы, — пробормотала Урсула, и Аллейн почувствовал, что его вместе с Рубриком причислили к классу престарелых романтиков. — С возрастом появляются чудачества.

— Но если уж на то пошло, поведение Флосси тоже было неадекватным, — возразил Фабиан. — Флиртовать с собственным мужем после двадцати пяти лет брака…

— Это совсем другое дело, — вспыхнула Урсула. — В любом случае виновата в этом Тери.

— Я этого не хотела, — заявила Теренс, впервые заняв оборону. — Так получилось. Если бы она не вошла в комнату, все было бы прекрасно. Мы же не сделали ничего дурного. Я уверена в этом. Так подсказывает мой разум и чувства. Просто я впервые обрела свое «Я», почувствовала себя личностью. Что в этом плохого?

Она взывала к Урсуле и отчасти к двум молодым людям, надеясь на их понимание и сочувствие.

— Да, конечно, — выдавила из себя Урсула. — Но как ты могла! С дядей Артуром! Ему же было под пятьдесят.

Все промолчали. Аллейн в свои сорок семь должен был с прискорбием признать, что Дуглас и Фабиан сочли этот довод достаточно весомым.

— Я не заставила его страдать, — наконец произнесла Теренс. — Уверена в этом. Если кто и причинял ему боль, так это она — оголтелая собственница.

— Все из-за тебя, — буркнула Урсула.

— Но это было сильнее нас. Ты говоришь так, словно я запланировала все заранее. Это произошло совершенно неожиданно, как гром с ясного неба. К тому же продолжения не последовало. У нас не было тайных свиданий. Просто мы чуть лучше узнали друг друга и были счастливы одним лишь этим. Только и всего.

— Когда он заболел, вы говорили об этом, Тери? — спросил Фабиан.

— Совсем чуть-чуть. Только чтобы лишний раз удостовериться.

— Если бы он не умер, вы поженились бы? — бесцеремонно спросила Урсула.

— Откуда мне знать?

— Почему бы и нет? Ведь тетя Флоренс, которая вам так досаждала, больше не была помехой.

— Это очень жестоко с твоей стороны, Урсула.

— Согласен, — вставил Дуглас, а Фабиан тихо сказал:

— Придержи язычок, Урси.

— Нет. Мы же решили быть откровенными. Вы все оскорбляете ее память. Почему же вас нельзя трогать? Почему не сказать прямо то, что у всех на уме: ее смерть давала им возможность пожениться.

В коридоре послышались шаги и легкий звон стаканов. Это Маркинс принес напитки.

С появлением Маркинса разговор затих, словно в открытую им дверь ворвалась волна здравомыслия. Дуглас захлопотал с напитками, уговаривая Аллейна выпить виски. Аллейн, считавший себя при исполнении служебных обязанностей, был вынужден отказаться, грустно предположив, что принесенный напиток происходит из той же несравненной коллекции, что и бутылка, которую Клифф Джонс грохнул об пол в сыроварне.

Затем любые дальнейшие откровения стали невозможны с появлением миссис Эйсворти, которая вместе с девушками приступила к чаепитию, отпуская шутливые замечания относительно позднего часа. В частности, она сказала, что ее цыпляткам пора в свои гнездышки, а обратившись к Аллейну, многозначительно поинтересовалась, привез ли он с собой грелку. Поняв намек, тот пожелал всем спокойной ночи. Фабиан принес свечи и предложил проводить его наверх.

Они поднимались на второй этаж, отбрасывая на стену гигантские тени. На площадке Фабиан сказал:

— Вы будете ночевать в спальне Флосси. Это лучшая комната в доме, но мы предпочли не занимать ее.