Мимо денег - Анатолий Афанасьев Страница 29

Пришлось звонить три раза, пока внутри не началось шевеление.

— Кто там? Чего надо? — прозвучал мужской раздраженный голос.

— По делу. Откройте, пожалуйста.

— По какому делу?

— По коммерческому. По какому еще? Хорошее предложение.

Сообразовавшись с дверным «глазком», Корин нагнул голову, чтобы выглядеть просто сильно бородатым мужчиной. Но того, кто стоял за дверью (вероятно, отец Анека), это не обмануло. Корин услышал ехидный совет:

— Сходи сперва в парикмахерскую, коммерсант.

Корин понимал, что если не войдет, то придется ждать до утра, а это очень долго. И потом — его время ночь, а не день.

— Позови Аню, папаша, — попросил. — Она меня знает.

Для невидимого собеседника эти слова прозвучали как «Сезам, откройся!». Дверь мгновенно распахнулась во всю ширь, и перед Кориным предстал невысокий, коренастый мужчина в трусах и майке, что характерно, тоже похожий на обезьяну: с опухшей будкой, небритый, с шерстью на груди — ну будто родственник. В руке он держал для острастки небольшой плотницкий топорик — надежное оружие мастерового. На Корина смотрел, прищурив для верности один глаз, вторым излучая небесное сияние.

— Зачем тебе Аня?

— Одноклассники мы. Учились вместе.

— Врешь! Аньке четвертак, а ты, поди, мой ровесник.

— Я из экспедиции, — нашелся Корин. — Год в тайге без роздыху. Малость и оброс.

— Ага, — удовлетворенно кивнул мужчина. — Значит, ходку сделал. На это похоже. Ишь как от тебя, братец, говнецом тянет.

— Может, впустите?

— Зачем? Какие у тебя могут быть с Аней общие интересы?

Для Корина не составляло труда отобрать у допросчика топорик и войти, но он медлил. Анекин папаня смотрел на него в упор диким, похмельным глазом, не выказывая и тени страха. Удивительно! Родич?

— Долгий разговор, — сказал он. — Не на пороге же базарить.

— Тоже верно, — согласился хозяин и вдруг воровато оглянулся. — Однако для хорошего разговора требуется нормальное обеспечение. У тебя есть с собой?

— С собой нету.

— Так слетай. Ночная палатка за углом.

Корин колебался лишь мгновение.

— Хорошо. Я мигом.

Через пять минут вернулся с запасом — две бутылки белой и ящик пива. Он уже твердо знал, что Анека нет в квартире, и настроился на выяснение адреса. Скорее всего это будет нетрудно.

Хозяин ждал его в дверях, как будто и не сдвинулся с места. При виде ящика и бутылок у него с негромким щелчком открылся второй глаз.

— Молодец! Вижу, правильный человек. Проходи.

Уселись на кухне, и хозяин предупредил, что надо вести себя тихо, иначе проснется Валентина и подымет хай.

— Тебя как зовут, служивый?

— Эдуард.

— А меня Григорий Серафимович. Длинно, да? Зови дядей Гришей, не обижусь. Наливай!

Корин пить опасался, не знал, какое действие произведет спиртное, не шарахнет ли по мозгам, но все же пригубил водочки. Зато Григорий Серафимович с огромным наслаждением осушил полную чайную чашку. И сразу задымил «Явой».

— Так-то, — вздохнул с облегчением. — Теперь можно потолковать. А то я, веришь ли, со вчерашнего дня насухую, аж нутро спеклось. Тебя увидел в «глазок», думал, черт за мной явился. Дакось еще полчашечки для закрепления результата… Да ты, Эдик, говори, не стесняйся. Чего от Ани понадобилось? Только сразу предупреждаю: замуж за тебя не пойдет.

— Почему?

— Больно вид у тебя срамной. Ночью встретишь — обмереть можно. Опять же, биография подмоченная. Я лично ничего против не имею, но ее не склонишь. Она нынче высоко летает, рукой не достать. На подкуп не надейся. У ней денег куры не клюют.

— Где же летает, если не секрет?

Григорий Серафимович ногтем большого пальца ловко сковырнул крышку с бутылки пива.

— Тебе зачем?

Взгляд у него окончательно прояснился, набряк житейской мудростью. Корин уже сообразил, что от этого пьянчуги, не ведающего страха, адрес можно вызнать только обманом. Другие способы не годятся. Ни пыткой, ни долларом его не возьмешь. Это не интеллигент.

— На самом деле про деньги вы к месту вспомнили, дядя Гриша. Я Анеку задолжал энную сумму. Еще до экспедиции. Теперь появилась возможность отдать. По частям, конечно.

— И много задолжал?

— Страшно сказать. Десять штук зеленых.

— Опять врешь, — обрадовался хозяин, освежив себя половиной пивной бутылки.

— Почему? — изобразил обиду Корин.

Вся эта тягомотина начала ему надоедать. Привычная ярость закипала в груди, волосики на спине затрещали. Он незаметно скрипнул зубами, смиряя себя. Если накатит, с собой не справишься, раньше времени прибьешь зануду, и откуда тогда взять адрес?

— Ты когда у ней занимал?

— Говорю же, до экспедиции. Второй год пошел.

— У ней, Эдик батькович, таких деньжищ отродясь не бывало. Откуда им взяться? Она же не воровка. С матерью ей помогали за квартиру платить.

— Так она не с вами живет?

На просветленные очи Григория Серафимовича набежало облачко грусти.

— Зачем, скажи на милость, ей с нами жить? Ей время цвесть, нам дотлевать. Молодежь нынче культурная. Стариковской вони не переносит.

— Не подскажете адресок?

Григорий Серафимович не успел ответить, на пороге кухни возникло новое действующее лицо. Сравнительно молодая женщина в ночной ситцевой рубахе до пят, закутанная в шерстяной платок. У Корина в паху зачесалось, до того она была похожа на Анека — с теми же глазами и с тем же изящным, узким овалом лица. А главное — волосы, стекающие белым золотом до плеч. Сходство исчезло, как только баба запричитала:

— Ой, Гриня, что же лихоманки на тебя нету! Ты кого привел на ночную гулянку?! Как же у вас стыда нету, добрым людям спать не даете?

— Цыц! — оборвал муж. — Сперва разберись, потом вой. Не привел никого, сам пришел. Спроси лучше, кто это.

— А то не вижу. Господи помоги!

— То-то и оно, что не видишь. Жених это Анькин. Из экспедиции вернулся. При солидном капитале.

Женщина вгляделась в гостя повнимательнее, побледнела, едва слышно пробормотала:

— Чур, нечистая сила! Чур, меня!

— Вот тебе, бабонька, и гора Арарат. Поздно открещиваться. У них сговорено с Анькой. Недоглядели мы мать. За десять тыщ зеленых ее купил. Адреса только пока у него нету. За адресом пришел. Верно, Эдик?

— Не совсем так, но… Да вы садитесь с нами, хозяюшка.

Женщину будто ветром перенесло к плите, совсем уж непотребно заголосила: