Жена скупого рыцаря - Оксана Обухова Страница 29

— Мадонна с младенцем, — наконец сказал он. — У Виктории лицо, как на старинных иконах…

Я кивнула. Слегка вытянутое лицо подруги с огромными, печальными даже в улыбке глазами… Волосы она всегда стягивала на затылке, подчеркивая правильный овал и длинную стройную шею.

— Иконописный лик, — повторил Лева. — У моей тетушки, которая теперь Амбарцумян, было много старинных икон… Наследство бабушки.

Мы забивали время скупыми фразами. Лев не знал, куда деть руки, и вертел в пальцах кофейную ложечку. Я не знала, куда деть глаза, и старалась не смотреть на фотографию.

Тошик принес с балкона трехлитровую банку черносмородиновой наливки, без слов налил три рюмки, и мы не чокаясь выпили. Наливка была прошлогодней, слегка перебродившей и сдобренной спиртом. Виктория готовила ее на день рождения мужа — через две недели Анатолию Карповичу исполнится сорок.

— Во вторник… приедете? — спросил он.

— Да, — в один голос сказали я и Лева.

— Спасибо, ребята. Езжайте домой… поздно уже…

— А как ты? Хочешь, я останусь?

— Нет, езжай, Сима. Уже ничего не поправишь…

Всю дорогу из Текстильщиков до дома мы ехали медленно и молча. Лев барабанил пальцами по рулю и косился на мои колени, словно успокаивать надо их. Потом не удержался и погладил меня по ноге. В этом жесте не было ничего неприличного. Лев не знал, как выразить сочувствие, и прикосновением показал — я рядом, я помогу.

— Ты в порядке? — подъезжая к булочной, спросил он.

— Да. Если это возможно…

— Завтра я тебе нужен?

Я покачала головой.

— Спасибо. Помощь нужна Тошику, но у него много помощников…

— Во вторник я тебя отвезу.

— Нет, — сразу перебила я, — не надо. Я поеду с Музой, а ей трудно объяснить, какое отношение ты имеешь к Виктории. Извини.

Лев понял.

— Тогда до вторника? Я подъеду сразу к крематорию.

— Да. До вторника. И… спасибо, Лев.

— Не за что, Сима, — сказал он и помог мне выбраться из машины.

Ночью я не спала, а дремала. Отрывочно, вздрагивая от проносящихся кошмарных видений, — то на меня наезжает синяя морда троллейбуса, то грузовик начинает делать круги и носиться за мной среди бесконечных бетонных заборов. Я уворачивалась от бортов, падала в мягкую пыль, каталась по асфальту, колеса проезжали по поводку, разделяя меня и Людвига…

Виктория мне не приснилась.

Выспавшаяся Муза встала ни свет ни заря и, засунув в рот старую химкинскую челюсть, выгуляла Людвига. По холодку, в безопасности, пока подруги-невесты не вышли на утренний променад.

— Сима, надеюсь, сегодня ты привезешь мои зубы, — улыбаясь, как дупло сосны, сказала свекровь и налила мне чаю. — Ты плохо выглядишь…

Это было сказано вскользь. Бессонницу невестки свекровь оправдывала тоской по мужу. Бледный Серафимин вид — лучшее доказательство целибата.

Я хмуро грызла подсушенный хлебец и размышляла: сказать Музе Анатольевне о смерти Виктории сейчас или подарить ей еще один спокойный день? Пожалуй, следует повременить. А то вывалю на старушку известие и уеду на работу, а она будет сидеть взаперти и рыдать до вечера.

— Что купить в магазине? — спросила я.

— Хлеба, яиц, «рокфора», сметаны и овощей для салата. Я разморожу мясо и потушу с картошкой.

— Старые челюсти уже не натирают? — думая о мясе, спросила я.

— Так я надеюсь, ты мне новые привезешь, — беспечно ответила свекровь и достала из морозильника брикет вырезки.

«Это вряд ли, — подумала я и добавила сливок в чай. — И с этим надо кончать. В смысле — с враньем».

На работе был аврал. Куда-то исчезло кредитное дело ООО «Старый мост», и Вениамин Константинович гонял подчиненных в хвост и в гриву.

— Кто последний его брал?! — орало обычно невозмутимое начальство.

По смутным воспоминаниям секретаря Екатерины Дмитриевны, это была Нинка Матюшина. Но Нинель носилась наравне со всеми и делала круглые глаза.

Кредитное дело ООО «Старый мост» нашлось в моем сейфе под папками «На подпись».

— Что за черт, — пробормотала я и пошла сдаваться.

К «Старому мосту» я не имела никакого отношения и папки этой в глаза не видела. Но факт оставался фактом, и ничего более, как сослаться на «некоторую рассеянность», в свое оправдание я не могла.

— Перепутала, — потупив очи, проблеяла я, получила нагоняй и отправилась в курилку.

Матюшина была там. С незажженной сигаретой в руках стояла и ждала меня.

— Съел? — спросила Нинка.

— Почти, — ответила я и прикурила от протянутой зажигалки. Прикуривала долго, так как руки тряслись и у меня, и у Матюшиной. — Но вроде обошлось. Это дело ты ведешь?

— Нет, — честно моргнув, пролепетала Нинель. — Константиныч сказал, сам займется. Старые мостовики народец ушлый, шеф их копнуть хочет…

— Ну, ну, — проговорила я. — И как дело у меня в сейфе оказалось?

— Ты вчера у Тошика была? — перебила Нинка.

— Была.

— Плохо?

— А ты как думаешь?! — неожиданно окрысилась я. В том, что у Вики остановилось сердце, виновата и Нинель. Наплела о Тошике пес знает чего и довела подругу до валидола. — Лучше скажи, с какой стати ты в пятницу о взятках говорила?

— Это правда, — квакнула Матюшина, — все берут…

— С ума сошла? Тошик — взяточник… Твой Ковров лично деньги передавал или через Степку?

— Не кричи, — испуганно попросила Нинель и побледнела. — Всем хочется детей выучить…

— Всем, — кивнула я, — но не шантажом.

— Бог с тобой, какой шантаж?! — совсем перепугалась Матюшина. — Я пошутила…

Нет, все-таки Нинка — идиотка. Если уж начала врать, придерживайся основной версии. А тут, то «все берут», то «я пошутила».

Или Ковров столько заслал, что вороватому Степке в жизни не расплатиться? Тогда Нинель будет плести что угодно, лишь бы я не начала ворошить муравейник…

Не удивлюсь, если это она дело старых мостовиков в мой сейф подложила. Как мелкую пакость. В свете назначения нового начальника отдела. Подложить подложила, а достать, может быть, и хотела, да не смогла. Сейф я держу открытым в течение рабочего дня и за коллегами не слежу, но на ночь запираю обязательно.

Теперь Нинель не знает, как ко мне подлизаться.

— Симочка, ты на венок складываться будешь? — заюлила коварная.

— Зачем? Куплю отдельный, от Мухиных.

— Конечно, конечно. Мы тоже со Степой заказывать будем… На тебя заказать?