Девчонки, я приехал! - Татьяна Устинова Страница 3

— Подгребай к нам, Алексей. Бери стул, садись вот рядом с этим типом!

Сергей Ильич дал Борису лёгонький подзатыльник, это уже было обидно!

Начальник закурил новую папиросу, помахал пятернёй, разгоняя дым, и заговорил другим, деловым, жёстким тоном:

— Вот что мне от вас нужно, любезные други. Кто-нибудь пробовал обрабатывать нержавейку? Вот механически обрабатывать?

— Хлопот не оберёшься, — подумав, сказал Макаров и тоже закурил.

— Вот именно. А от нас сейчас потребуется… — начальник КБ поискал слово, — скорость.

— Это уж точно, — усмехнувшись, согласился Макаров. — Гнать будем во все лопатки. Такое дело!.. Все начальники погонять станут, только держись!

— Я вот тут набросал схему. — Сергей Ильич протиснулся мимо Макарова и взял со своего стола «синьку». — Поглядите.

— Это чего ж такое? — с любопытством, как ребёнок, которому показали яркую картинку, спросил Макаров.

— Резак, — Сергей Ильич повернул «синьку» другой стороной. — Не заводской, обычный, а немного другой. Видите?

— Реза-ак? — протянул Макаров с недоверием. Борис так ничего и не понимал.

— Газофлюсовый резак, — кивнул Сергей Ильич. — Для нержавейки. Значит, Боря, ты схему доводишь до ума. Вот Алексей тебе в помощь, он этих резаков в своей жизни несчитано перевидал! Чтоб к концу недели чертёж готового инструмента был у меня на столе. Это ясно?

Макаров молчал, курил — он начальнику КБ не подчинялся. Боря Смирнов промычал невнятное.

— Вот и хорошо, — похвалил Сергей Ильич. — Давайте, давайте, за работу! Теперь вот что.

Он обвёл взглядом своих работников.

— Всем известно, что днище, борта, внутренние палубы, платформы и оконечности верхней палубы будут набираться по поперечной системе набора. А верхняя в средней части — по продольной. Вес каждой секции семьдесят пять тонн, таких секций двести. Нужно рассчитать три опытные секции, чтоб на них понять, как работать по сборке.

— Какие именно секции? — подал голос кто-то из конструкторов.

— Самые сложные, разумеется! Одну днищевую и две носовые бортовые. В синьках все три секции должны быть ну… дня через четыре.

— Что вы, Сергей Ильич!..

— Не «что мы», а вперёд, за дело! Это разве трудности? Это ещё только начало.

Много лет Агаша жила в семье — Надиньке годик исполнился, как её, Агашу, из деревни в город привезли, с девочкой нянчится. Тогда, в тридцать седьмом, в деревне вовсе худо было, каждый день впроголодь, что летом, что осенью. Однажды на Святки отец с матерью уложили детей, сели рядом на лавку, сложили руки на коленях. Агаша не спала, всё видела.

«Ну что, мать, — сказал отец, не поворачиваясь, — до весны нам не сдюжить, чую».

«Стало быть, помрём, — помолчав, равнодушно ответила мать. — Знать, судьба наша такая. Мож, оно и лучше, чем так мыкаться, мучения принимать».

Братья и сёстры возились, от голодовки спали плохо, тревожно. За печкой шуршали тараканы. Отец с матерью сидели на лавке, глядели прямо перед собой. Метель тёрлась о стены избушки.

Агаша в темноте напряжённо кусала хвостик косы, изо всех сил придумывала, как спасти семью. И надумала!..

Утром, затемно, побежала в МТС. Там ещё не было никого, и она вся иззябла на ледяном ветру, до последней косточки продрогла. А потом подошли директор моторно-тракторной станции и тот инженер московский, что вместе с двумя тракторами приехал. Новые трактора в колхоз прислали, а инженер при них.

Агаша стала кидаться инженеру в ноги, умоляла забрать её в Москву, выла и тыкалась мокрым лицом в его белые богатые чёсанки. Директор насмерть перепугался, ну ещё бы!.. Колхозница, молодая передовая крестьянка белугой воет, просит от голода спасти, пропадаем, кричит!.. Если инженер куда следует сообщит, всем конец, и ему, директору, в первую очередь!..

Инженер стал неловко тянуть Агашу с земляного пола, зачем-то принялся отряхивать юбчонку и материн салопчик, который та утром подхватила. Вид у него был растерянный.

Но пообещал помочь.

Дома отец выпорол.

«Сдурела девка! — кричал он. Братья и сёстры попрятались за печкой и выли оттуда со страху. — Под монастырь нас подведёшь! Вона в теплушки загонят, да и в тайгу за такие твои дела! Мать пожалела бы! Как же, в город тебя заберут! В энкавэдэ заберут тебя, дуру проклятущую!»

Потом все боялись, что придут. А когда устали бояться, это уж недели через три после Нового года, инженер вдруг объявился — собственной персоной на полуторке с шофёром! Привёз какой-то «вызов», и по этому «вызову» председатель колхоза выдал Агаше паспорт.

Мать, бормоча молитвы, собрала ей узелок — ложку, кружку и полгорбушки хлеба. Провожать вышла вся деревня. Молчали, словно на похоронах.

Инженер подсадил Агашу в кабину, следом впрыгнул сам, полуторка зафырчала и тронулась, и Агаша от страха, переживаний и ещё от того, что в кабине было непривычно тепло, заснула и открыла глаза уже в Москве.

Полуторка катила по набережной. Агаше показалось, что вокруг всё сияет и переливается, так много было огней и разных лампочек!

В доме — громадном, как гора, — в квартире на четвёртом этаже их встретила миловидная молодая женщина с девчушкой на руках. У женщины была смешная причёска — косы уложены булочками над ушами.

«Меня зовут Любовь Петровна, — сказала женщина ангельским голосом. — А это наша Надинька. А вы Агаша?»

Так и осталась она в семье инженера Кольцова.

Сам, приезжая по вечерам со службы, отворял дверь, кидал на вешалку шляпу и провозглашал: «Девчонки, я приехал!» Агаша радовалась, что «девчонки» — это и она тоже.

В том самом тридцать седьмом в огромной коммунальной квартире по вечерам было тихо-тихо, словно никто не смел дышать. Все прислушивались, ждали. Вот поедет лифт, загремят замки, затопают ноги — за кем-то пришли, сейчас уведут.

Кольцовы тоже жили тихо-тихо, и Агаша с ними. Павел Егорович весь чёрный ходил, на ворона похожий.

К тридцать девятому немного задышали, а хозяин дачу получил — его директором завода поставили, значит, дача полагается! Агаша очень гордилась. Писала своим в деревню, что «кормилец наш Павел Егорович в добром здравии и при новой должности, это называется «на повышение пошёл», а мы все переезжаем на дачу, тут недалеко, возле реки. Можно поездом, а нас грузовая машина повезёт!». Братья и сёстры, которые никогда не видели поездов и очень редко грузовики, в ответных письмах изумлялись и требовали подробностей.

Так и зажили на даче — горя не знали!..

Любовь Петровна в свою больницу каждый день ездила, она детским доктором служила. Павел Егорович на завод. Шофёр их заберёт, а Надинька с Агашей целый день вдвоём, на воле, и так им хорошо!..