Ты меня любишь - Кэролайн Кепнес Страница 3

Ты сексуальна и уверена в себе, а я уже успел забыть, что такое испытывать влечение.

— Отлично, — откликаюсь я. — Может, организуем фан-клуб?

— Ага… Но сначала скажи, что же произошло.

Вы, женщины, всегда хотите знать о прошлом, только ведь прошлое осталось позади. Прошло. Его больше нет. Я не могу признаться тебе в том, что эта книга помогла мне пережить тюремное заключение, стала лечебным бальзамом, который исцелил душевные раны от несправедливого ареста. Тебе ни к чему знать эти неприглядные подробности. У всех нас бывают периоды, когда мы чувствуем себя загнанными в ловушку, запертыми в клетку. И не имеет никакого значения, где конкретно настигают нас эти страдания.

Я пожимаю плечами:

— Ничего особенного. Просто черная полоса…

Зато теперь я на собственном опыте знаю, что лучшая литература для тюрьмы — это пляжное чтиво.

— Дебби поддержала меня…

Когда Лав Квинн бросила.

Ты не выспрашиваешь подробности (моя умница!) и говоришь, что тебе знакомо это чувство (кто бы сомневался).

— Не хочу тебя огорчать, Джо, но должна сразу предупредить…

Как мило — ты обо мне заботишься.

— Тут не Кедровая бухта.

Мне нравится твой пыл — ты явно напрашиваешься на схватку, — и я наклоняюсь к тебе над стойкой, за которой ты болтала со старпером.

— Скажи это старикану, который сейчас тащит домой рекомендованного тобой Мураками. Кедровая бухта просто отдыхает.

Ты знаешь, что я прав, и пытаешься изобразить едкую ухмылку, но твои губы сами расплываются в широкой улыбке.

— Посмотрим, как ты запоешь, прожив здесь пару зим, — хмыкаешь ты и краснеешь. — Что в сумке?

Я одариваю тебя своей самой лучезарной улыбкой, хотя уж больше и не надеялся, что она мне когда-нибудь еще пригодится.

— Обед. И, в отличие от судьи Оливии Локхарт, у меня там целая гора еды. Можешь и брокколи съесть, и на мясо сесть.

Вот дерьмо, неужели я это сказал вслух?! Ты утыкаешься в экран, пока я стою перед тобой как последний идиот, который только что намекнул на свой член.

К счастью, ты томишь меня недолго.

— Компьютер что-то барахлит. Напечатаем бейдж позже.

Вот гребаная железяка! Или, может, это просто очередная проверка…

Ты ведешь меня в комнату отдыха и спрашиваешь, в какое кафе я хожу — в «Савэн» или в «Савадти»? Когда я называю первое, Суриката отрывается от своего «Колумбайна» и делает вид, будто ее сейчас вырвет.

— Фу. Ну и мерзость.

Нет, малышка, грубое поведение — вот настоящая мерзость.

Твоя дочь обожает «Савадти», и ты, похоже, на ее стороне. Тут мы не сходимся. Очень жаль.

Ты кладешь руку мне на плечо — чудесно! — а другой приобнимаешь свою Сурикату. Ты собираешь нас вместе под своим крылом и говоришь, что мне еще многое нужно узнать о Бейнбридже.

— Номи, конечно, впадает в крайности, Джо. Но здесь у нас все люди делятся на два типа: те, кто ходит в «Савэн», и те, кто предпочитают «Савадти», — заявляешь ты и скрещиваешь руки на груди.

Боже, ты что, в самом деле такая мелочная?

— Ясно, — я киваю. — Но разве обоими ресторанами владеет не одна и та же семья?

Суриката со стоном закатывает глаза и демонстративно напяливает наушники — очередная грубость, — а ты зовешь меня на кухню и со вздохом поясняешь:

— Ну да, но меню там немного различается.

Открываешь холодильник, я убираю свой обед. Вся эта ситуация дико нелепа, а спор не стоит и выеденного яйца, и ты сама это чувствуешь, поэтому заговариваешь первой:

— Не злись. Разве не из-за таких вот причуд ты и приехал в наше захолустье?

— Вот черт! Куда я попал?

Ты кладешь руки мне на плечи и заглядываешь прямо в глаза (у вас что, не проводят семинары по сексуальным домогательствам на рабочем месте?).

— Не волнуйся, Джо. До Сиэтла всего тридцать пять минут езды.

Я хочу поцеловать тебя, но ты убираешь руки, и мы возвращаемся в зал. По дороге я говорю, что переехал на остров не для того, чтобы то и дело мотаться на пароме в город.

— А зачем ты вообще сюда переехал? — спрашиваешь ты, пронзая меня взглядом. — Серьезно, Джо. Нью-Йорк. Лос-Анджелес. Бейнбридж. Как-то не вяжется.

Ты меня проверяешь. Прощупываешь. Требуешь большего.

— Я пошутил про «Кедровую бухту»…

— Это и так было понятно.

— Просто мне здесь понравилось. Раньше Нью-Йорк был похож на книги Ричарда Скарри…

— Обожаю его.

— Но теперь все изменилось. Может, виноваты эти вездесущие велосипедисты…

Или мертвые девушки.

— В Лос-Анджелес я уехал, потому что все так делают. Куда смотаться, если надоел Нью-Йорк? На Западное побережье.

Как давно моей жизнью никто не интересовался. Я уже и сам начал забывать о том, что было, но твои вопросы — и твой искренний интерес — всколыхнули во мне воспоминания.

— Помнишь черно-белые фотографии Курта Кобейна, где он вместе с друзьями дурачится на лугу? Это было самое начало. Еще до того, как Дэйв Грол пришел в «Нирвану».

Ты киваешь. Типа понимаешь, о чем я. Ага.

— Эта карточка висела на холодильнике у моей мамы, когда я был ребенком. Тогда все, что на ней, казалось мне раем. Высокая трава…

Ты снова киваешь и перебиваешь меня:

— Пойдем. Самое интересное — внизу.

И мы двигаемся дальше. В разделе «Кулинария» ты застываешь на мгновение. Тебе на телефон приходит сообщение, и ты тут же принимаешься строчить ответ. Мне не видно, с кем ты переписываешься.

— У тебя есть «Инстаграм»? — спрашиваешь ты, отрываясь от экрана.

— Ага, а у тебя?

Все чертовски просто, Мэри Кей. Я подписываюсь на тебя, ты — на меня. И вот ты уже лайкаешь мои посты о книгах. Сердечко, сердечко, сердечко. В ответ я лайкаю твою фотку с дочерью на пароме, с лучшей подписью, какую только можно представить, — «Девочки Гилмор». Если кто не помнит, это название сериала про молодую мать-одиночку и ее дочь-подростка из провинциального городка. Так что теперь сомнений нет — ты не замужем.

Пока мы идем к лестнице, ты подкалываешь меня по поводу моей странички.

— Не пойми меня превратно… Я тоже люблю книги, но у тебя как-то все однообразно.

— И что же вы мне посоветуете, миссис «Девочки Гилмор»? Постить фотки с моей говядиной и брокколи?

Ты заливаешься краской.

— Хештег придумала Номи. Но вообще-то я забеременела в колледже, а не в старшей школе.