Барышня и хулиган - Татьяна Полякова Страница 3

— Что ж ты, кроме своей школы, никуда не ходишь?

— Почему не хожу? Вот на пляж собиралась…

— Ясно, — вздохнула Катька и опять полезла свопросами:

— А парень у тебя есть?

— Пашка иногда заходит, но если честно, лучше б он ккому другому заходил.

— Это рыженький, нудный такой?

— Точно. Его три недели назад с завода уволили, итеперь он не просто нудный, он кого хочешь в гроб загонит.

— А больше новостей нет?

— Нет, — покачала я головой.

— Значит, ты в отпуске и совершенно свободна…

— И еще без денег, — добавила я. — А что тытам насчет Парижа болтала?

— Ничего я не болтала, — обиделась Катька,устраиваясь за столом, а я принялась варить пельмени. — Я ж знаю, у тебямечта. А семьсот баксов для некоторых людей деньги плевые.

— Для тебя? — задала я вопрос. Катька уставилась вокно и вдруг заявила:

— Помоги мне, а?

Я потерла нос, остерегаясь давать поспешные обещания.

— А чего делать-то?

Сестрица выразительно вздохнула, переведя взгляд на моюфизиономию.

— Тут такое дело. Мужик у меня… не мужик, а розоваямечта или голубая, фиг ее знает, одним словом: конфетка. Денег куры не клюют.Зовет меня на Канары на десять дней.

— Здорово, — согласилась я, слегка завидуя чужомусчастью. Правда, интересовал меня Париж, а Канары были совершенно безразличны,я даже толком не знала, где они находятся. Но совсем дурой я не была и слышала,что Канары — это круто, и с мужиком Катьке вправду повезло.

— Он женат, — заявила сестрица без энтузиазма.

— Кто? — нахмурилась я.

— Мужик этот, естественно. А его жена сущая стерва.Вечно его выслеживает. Короче, она подозревает, что мы с ним…

— Это плохо, — посочувствовала я.

— Еще бы… Развестись с ней он сейчас не может, у нихобщий бизнес и все такое. Сказал, что едет с друзьями на охоту, в тайгу. Онакомаров до смерти боится и в тайгу не сунется, как бы ни подозревала. Там такаяглухомань, о сотовой связи и не слыхивали… — Катька замолчала, с томлениемглядя на меня, я моргнула и, не выдержав, сказала:

— Ну… по-моему, все отлично придумано.

— Так-то оно так, — пригорюнилась Катька, —но жена у него хитрющая, и, если окажется, что муж в тайге и я одновременноисчезла из города, ее и комары не остановят.

— И что? — насторожилась я, начав соображать, кудаклонит Катька, но отказываясь в это верить.

— Ты могла бы мне помочь, — заявила она

— Как? — хмыкнула я, уперев руки в бока, и чуть непроворонила пельмени, чертыхнулась, убавила огонь и покачала головой.

— У тебя отпуск, — вкрадчиво продолжиласестрица. — Какая разница, где тебе сидеть: на своей или на моей кухне? Аменя ты здорово выручишь. Как только я вернусь, сразу же поедешь в Париж. Еслине веришь, я тебе деньги вперед дам — заказывай путевку хоть сегодня.

Я немного постояла с открытым ртом, швырнула ложку, которуюдо сего момента держала в руках, и спросила с обидой:

— Чего ты мелешь? — Надо сказать, Катьки нообещание произвело на меня впечатление, а в Париж хотелось так, что во ртупересохло. Я жалобно вздохнула и неожиданно разозлилась на сестрицу.

— Все очень просто, — добавив в голос вкрадчивости,начала она, почему-то переходя на шепот. — Тебе только и дел, чтопоказываться на моей работе. Она придет, увидит тебя и успокоится. Заметь, вседовольны: и грымза эта, и ты, и мы…

— Как же я на твою работу пойду? — не понялая. — Что я там делать буду?

— Ничего. Я сейчас в отпуске и ты, естественно, тоже.Короче, работать не надо. Главное, чтобы эта его мымра тебя там увидела, еслией придет в голову охота проверить: в городе я или куда уехала.

— А где ты работаешь? — окончательно перестала японимать что-либо.

— В ночном клубе, — ответила Катька.

— Кем? — испугалась я.

— У меня сольный номер.

— Танец живота, что ли? — ожидая самого худшего,допытывалась я, а Катька заявила:

— Нет. Я пою.

— Что ты делаешь? — Тут надо пояснить: вот уж чегосестрица совершенно не умела, так это петь. Кому это знать, как не мне, язакончила музыкальную школу, наша мама, добрая душа, любила устраивать детскиепраздники и всегда просила меня: «Оленька, разучите с Катей какой-нибудьроманс», — и я честно старалась, пока не поняла: не только романс, но исамую пустяковую песню про кузнечика Катька не в состоянии спеть без того,чтобы все не переврать. Оттого я сейчас и сидела с выпученными глазами, силясьпонять, с чего это Катька вздумала так шутить. Должно быть, вид у меня был наредкость глупый, сестрица поморщилась, а я разозлилась:

— Ты не умеешь петь.

— А кто умеет? — разозлилась в ответКатька. — Я хоть на первый канал телевидения не лезу, хотя ничуть не хужеэтих… Просто у меня денег нет… Ладно, это все ерунда. Главное, тебе надо каждыйвечер появляться в кабаке, чтоб любая собака знала: никуда я не уехала.

— Ты точно спятила, — обиделась я. — Как же ябуду сидеть в твоем кабаке? Ты что же, в парандже выступаешь?

— Глупость какая, нет, конечно.

— Тогда твои коллеги должны знать тебя в лицо и…

— Мы похожи, — хмуро заявила Катька.

— Возможно. Но не до такой же степени, чтобы принятьменя за тебя.

— А ты постарайся. За семьсот баксов плюс… скажем,пятьсот баксов на расходы в Париже, ну и сто баксов сейчас, чтобы ты не чувствоваласебя сиротой казанской…

— Ты что, в самом деле миллионера подцепила? —нахмурилась я.