Великое избaвление - Элизабет Джордж Страница 3

Уэбберли поднялся из-за стола и начал борьбу с оконной рамой, ворча, изо всех сил дергая шпингалет, пока ему не удалось в конце концов распахнуть окно.

– Извини, Дэвид. Вечно я забываю об этом. – Он снова уселся за стол, меланхолическим взором окинул царивший на нем беспорядок и произнес: – Честное слово, это уже последняя капля. – Одной рукой он пригладил поредевшие волосы, когда-то рыжие, а теперь они почти совсем седые.

– Дома неприятности? – осторожно посочувствовал Хильер, упираясь взглядом в собственное золотое обручальное кольцо. Трудная тема для обоих друзей, поскольку они с Уэбберли были женаты на сестрах. Даже в Ярде далеко не все догадывались об этом обстоятельстве, и сами мужчины крайне редко вспоминали о нем.

Бывают такие капризы судьбы, которые порождают между двумя друзьями дополнительные сложности, и оба предпочитают их не обсуждать. Карьера Хильера была столь же успешной, как и его брак, семейная жизнь сложилась не просто удачно, а на редкость счастливо. Его жена – само совершенство, надежнейшая опора, умный советчик, любящая мать, источник величайшего наслаждения в постели. Хильер признавал, что супруга сделалась центром и смыслом его существования, так что дети для него лишь приятное дополнение, но по сравнению с Лаурой их роль в его жизни ничтожна. Он засыпал и просыпался с мыслью о Лауре. Со всем, что радовало или тревожило, он первым делом обращался к ней, и жена с готовностью разделяла с ним любую жизненную задачу.

Для Уэбберли все сложилось по-другому. Его карьера брела себе потихоньку, не слишком блестящая, но вполне удовлетворительная. Расследования, мастерски проведенные Уэбберли, слишком редко удостаивались заслуженной хвалы: у него словно бы отсутствовал некий социальный инстинкт, необходимый, чтобы добраться до самой вершины. А потому, в отличие от Хильера, ему не светил рыцарский титул, который мог бы вознаградить его профессиональные достижения, и именно это обстоятельство стало источником постоянного раздора между Уэбберли и его женой.

Фрэнсис Уэбберли не смогла пережить, что ее младшая сестра сделалась леди Хильер. Зависть грызла ее, превращая постепенно спокойную, застенчивую домашнюю хозяйку в энергичную, напористую даму с претензией на светскость. Она то и дело затевала обеды, приемы, вечеринки с коктейлями, неся непосильные расходы, приглашая людей, совершенно неинтересных обоим супругам, но которые, как полагала Фрэнсис, могли способствовать продвижению ее мужа наверх. Все эти мероприятия чета Хильеров исправно посещала – Лаура из любви к сестре, с которой она, однако, давно уже не могла по-дружески общаться, а Хильер в надежде хоть как-то защитить Уэбберли от едких и жестоких замечаний его супруги, ибо Фрэнсис не стеснялась прилюдно высказывать свое мнение о неудавшейся карьере мужа. «Новая леди Макбет», – мысленно называл ее Хильер.

– Нет, дело не в этом, – ответил Уэбберли. – Беда в том, что я уж было понадеялся, что с этой распрей между Нисом и Керриджем покончено, а они снова сцепились – право же, это чересчур.

Как это характерно для Малькольма, вечно он переживает из-за других, из-за их недостатков и слабостей, подумал с сочувствием Хильер.

– Напомни, пожалуйста, в чем там было дело, – попросил он. – Какая-то история в Йоркшире, верно? В убийстве обвиняли цыган?

Уэбберли кивнул.

– Нис возглавляет отделение полиции в Ричмонде. – Он тяжело вздохнул и, забывшись, выпустил струю сигарного дыма не в окно, а в комнату. Хильер задержал дыхание, стараясь не раскашляться. Ослабив узел галстука, Уэбберли принялся рассеянно скручивать уголок белого воротника. – Три года назад там убили старую цыганку. Нис провел жесткое расследование. Его ребята работали тщательно, проверили все детали. Завершив дело, они арестовали зятя этой старухи. По всей вероятности, ссора у них вышла из-за гранатового ожерелья.

– Ожерелье было краденое?

Уэбберли покачал головой, стряхивая пепел в стоявшую на его столе жестяную пепельницу. В воздух поднялось облачко пепла от выкуренных прежде сигар, белой пылью осело на бумагах и папках.

– Нет. Ожерелье они получили от Эдмунда Ханстон-Смита.

Хильер резко наклонился вперед:

– Ханстон-Смита?

– Ага, теперь ты припоминаешь? Но дальше дело повернулось так: жена того парня, которого обвиняли в убийстве старухи – его вроде бы звали Романив, – была красотка: хороша, как бывают одни только цыганки, – двадцать пять лет, черные волосы, оливковая кожа, сплошная экзотика.

– Соблазнительно, особенно для такого человека, как Ханстон-Смит, верно?

– Вот именно. Она убедила его, что Романив ни в чем не виноват. Ей понадобилось на это всего несколько недель, покуда Романив еще не предстал перед присяжными. Она уговорила Ханстон-Смита пересмотреть дело, она клялась, что они подвергаются преследованиям потому лишь, что в их жилах течет цыганская кровь, что Романив провел с ней всю ночь, когда совершилось убийство.

– Полагаю, она была достаточно очаровательна, чтобы заставить поверить и в это.

Дернув уголком рта, Уэбберли пристроил окурок сигары на край пепельницы и сложил покрытые веснушками руки на животе, удачно прикрыв пятно на жилетке.

– Согласно показаниям лакея Ханстон-Смита, от милейшей миссис Романив даже человек шестидесяти двух лет от роду целую ночь напролет не мог оторваться. Как ты знаешь, Ханстон-Смит был богат и обладал немалым политическим весом. Он без труда смог вовлечь в эту историю полицию графства Йорк. Рейбен Керридж – он до сих пор остается главным констеблем Йоркшира, несмотря на все, что он натворил, – приказал пересмотреть расследованное Нисом дело. Хуже того – он отпустил Романива.

– Как реагировал на это Нис?

– Керридж как-никак его начальник. Что ему было делать? Он с ума сходил от злости, но пришлось выпустить Романива и начать дело заново.

– При этом на седьмом небе от счастья была жена Романива, но отнюдь не Ханстон-Смит, – прокомментировал Хильер.

– Разумеется, миссис Романив сочла своим долгом отблагодарить Ханстон-Смита тем самым способом, к которому он уже пристрастился. Она явилась к нему ночью на последнее свидание и не давала бедному старику уснуть до самого рассвета, насколько мне известно, а потом она открыла дверь Романиву. Как нынче любят говорить, свершилась кровавая драма. Парочка прикончила Ханстон-Смита, собрала все, что могла унести с собой, направилась прямиком в Скарборо и еще до утра покинула страну.

– А что Нис?

– Он требовал, чтобы Керридж подал в отставку. – В этот момент послышался стук в дверь, но Уэбберли не обратил на него внимания. – Однако он ничего не добился. С тех самых пор Нис только поджидает удобного случая.

– И теперь они снова сцепились, как ты говоришь.

Вновь раздался стук, на этот раз более настойчивый. Уэбберли громко предложил войти, и в комнату ворвался Берти Эдвардс, главный патологоанатом. На ходу он оживленно беседовал с собственной записной книжкой и что-то торопливо царапал в ней под свою же диктовку. Эдвардс воспринимал записную книжку как живое существо, не хуже обычной секретарши.