Заговор патрициев, или Тени в бронзе - Линдсей Дэвис Страница 3

* * *

Я оставил ворота открытыми и снова отправился к люку канализации. Из всех сгнивших трупов неудачливых предпринимателей, которые засоряют Рим, этот в последнюю очередь заслуживал такого неуважения. У каждого изменника есть семья, а его семью я знал. Его ближайшим родственником мужского пола, который должен был совершить эти похороны, был сенатор, чья дочь очень много для меня значила. Типичная проблема Фалько: встретившись с очень важной семьей, я старался произвести впечатление. Мне приходилось демонстрировать свой замечательный характер, сваливая их мертвых родственников в общественную канализацию без какихлибо похоронных обрядов…

Тихо ворча, я снова поднял крышку, поспешно бросил вниз горстку земли и пробормотал основную заупокойную молитву: «Богам теней я посылаю эту душу…»

Я кинул ему монету, чтобы заплатить перевозчику, и с надеждой подумал, что если фортуна мне улыбнется, то я последний раз слышу об этом человеке.

Никаких шансов. Богиня фортуны всегда лишь строит мне гримасы, как будто только что прищемила в дверях свой святой пальчик.

* * *

Вернувшись на склад, я ногами разбросал остатки нашего костра по двору. Я положил цепи себе на плечи, чтобы закрыть ворота. Перед уходом я в последний раз вошел внутрь.

Вонь совершенно не уменьшилась. Неугомонные мухи продолжали кружить над пятном на полу, как будто здесь все еще присутствовала душа покойного. В тени неподвижно висели мешки бесценных восточных пряностей.

Я повернулся, чтобы уйти. Мой глаз уловил какоето движение. Меня затрясло от приступа страха, будто я увидел призрака. Но я не верил в призраков. Из пыльной темноты прямо на меня бросилась закутанная фигура.

Она была вполне реальной. Фигура схватила палку и ударила меня по голове. Свет падал только на спину этого человека, но я смутно почувствовал, что знаю его. Не было времени, чтобы спрашивать, чем он недоволен. Я развернулся, неловко запустил в него цепью, а потом потерял равновесие и, ослабев под своей тяжелой ношей, свалился на пол на правый локоть и колено.

Если бы мне повезло, то я смог бы схватить его. Удача редко бывает на моей стороне. Пока я выпутывался из железных цепей, негодяй убежал.

Хотя я отходил к люку всего на минутку, мне следовало быть к этому готовым. Это Рим; стоит на три секунды оставить сокровищницу без присмотра, как пронырливый ворюга обязательно туда заберется.

Я не видел лица этого человека, но меня не покидало чувство, что я знаю его. Зеленый капюшон, так надежно закрывавший его голову, не оставлял никаких сомнений: этого человека я видел, когда выливал из ведра воду после мытья. Проклиная его, а потом самого себя, я, прихрамывая, вышел в переулок; по моей ноге текла кровь.

Разбросанные лучи яркого солнца ослепляли, в то время как непроницаемая тень была беспокойной и холодной. Дорога с задней стороны склада была шириной всего в три локтя с одним входом по грязной узкой протоптанной тропинке. Другой выход скрывала из виду сворачивающая в сторону дорожка. По обе стороны располагались промозглые склады, заполненные старыми тележками и неустойчивыми грудами бочек. Грязные веревки тянулись к открытым дверям. Страшные объявления, прибитые гвоздями, запрещали посетителям подходить к воротам, которые выглядели так, словно их уже лет десять никто не открывал. Глядя на эту противную дыру, кажется невероятным, что за две минуты можно пешком дойти до веселой суеты рыночной площади — это Рим. Как я и сказал.

Никого не было видно. На крышу прилетел голубь, затем проскочил внутрь сквозь сломанную черепицу. Скрипнула подставка для бочек. Больше ничто не двигалось. Кроме моего сердца.

Злодей мог быть где угодно. Пока я искал его в одном месте, он мог ускользнуть другим путем. Пока я был увлечен поисками, он или любой другой негодяй мог неожиданно выскочить и пробить мою кудрявую голову. К тому же я рисковал провалиться через прогнивший пол в один из заброшенных складов. В обоих этих случаях меня вряд ли бы нашли.

Я отскочил назад. Чтобы закрыть замок на двери хранилища, я воспользовался старым гвоздем. Осмотрел высушенный солнцем двор. С помощью военного пинцета, который принес Фронтин, я, как ответственный человек, снова повесил на ворота цепи. И ушел.

* * *

Вся моя одежда пропиталась трупным запахом. Не в состоянии больше его выносить, я отправился домой, чтобы переодеться.

Я жил в Тринадцатом квартале. По пустым улицам туда можно было добраться за десять минут, однако в это время дня мне пришлось пробиваться сквозь толпы людей, что заняло в три раза больше времени. На улице было очень шумно. Я почти оглох и пришел в отчаяние.

Квартира Фалько — это лучшее, что я мог себе позволить, так что она была довольно мрачной. Я арендовал грязный чердак над прачечной «Орел» на улице, которая называлась Фонтанный дворик — хотя она не являлась двором и там никогда не было ни одного фонтана. Чтобы попасть в это впечатляющее место, мне пришлось свернуть со сравнительно роскошной мощеной Остийской дороги, а затем пройти через множество извилистых проездов, которые с каждым шагом становились все более узкими и пугающими. Та точка, где они уходили в никуда, и была Фонтанным двориком. Я прошел мимо нескольких рядов влажных тог, загораживавших фасад прачечной, затем проделал длинный путь наверх по шести лестничным пролетам высоченной лачуги, которая служила мне рабочим местом и домом.

Оказавшись наверху, я постучал — просто так, чтобы распугать всякую живность, которая проказничала здесь в мое отсутствие. Затем я сказал самому себе, что можно заходить, и открыл защелку на двери.

У меня было две небольших комнаты. Я дополнительно платил за неустойчивый балкон, но хозяин дома Смаракт давал мне скидку в виде естественного дневного света через дырку в крыше плюс бесплатную воду, когда шел дождь. В Риме жили богачи, которые своих лошадей содержали в лучших условиях, однако тысячи неизвестных личностей жили даже хуже.

Мой дом предназначался для таких жильцов, которые подолгу отсутствовали. Хотя за пять лет эта убогая дыра стала казаться вполне сносной, особенно потому, что, бегая за клиентами, я редко здесь бывал. Она никогда не считалась особенно дешевой — впрочем, как и все жилье в Риме. Мои соседилюди были ужасными типами, зато недавно поселился дружелюбный геккон. Открыв дверь на балкон, я мог принять четырех гостей. Я жил один; с финансовой точки зрения у меня не было выбора.

Желая поскорее скинуть свою отвратительно пахнущую тунику, я быстро прошел в дальнюю комнату. Там стоял стол, за которым я ел, писал или думал о том, как отвратительна жизнь, а также скамейка, три стула и духовка, которую я смастерил сам. В спальне находилась моя кривобокая кровать, недалеко от нее стояли кушетка и сундук, также служивший умывальником и опорой, на которую я вставал, когда приходилось затыкать протекающую крышу.

С облегчением раздевшись, я еще раз как следует отмылся остатками воды из кувшина, а затем нашел тунику, которая порвалась еще всего в двух местах с тех пор, как моя мама в последний раз ее зашивала. Я небрежно причесался, свернул свою вторую тогу на случай, если потом пойду в какоенибудь приличное место, и спустился вниз.