День лжецаря - Брэд Гигли Страница 3

Рамсес сделал глубокий вдох, чтобы заговорить, но вместо этого закашлялся. На лбу его выступили капли пота, он поднес к губам платок. Симеркет заметил тревогу, мелькнувшую в глазах Илайбера. Находившийся тут же камергер жестом велел слуге заменить фараону платок. В комнате царил полумрак, однако Симеркету показалось, что на платке осталось бледновато-розовое пятно. Раб поспешно выполнил приказание. Илайбер наполнил вином кубок и поднес к губам фараона.

Сделав глоток, фараон откинулся на позолоченном троне и вытер свежим платком бровь.

— Теперь, — голос фараона окреп, — ты, конечно же, захочешь спросить моего брата о письме, которое держишь в руках.

Симеркет кивнул.

— Каким образом оно попало к вам, господин? И когда?

Илайбер ответил — медленно, словно взвешивая каждое слово:

— Две недели назад в Ханаан вошел из Вавилона караван. Ваш Рэми передал это письмо хозяину каравана и попросил отвезти его в Египет или передать другому купцу, который бы это сделал.

По-египетски Илайбер говорил. Вот только голос его был таким низким и так странно звучал, что Симеркету пришлось следить за его губами, чтобы понять, что он говорит.

— Люди у нас знают, что я двоюродный брат фараона. Должен сказать, это не всегда мне помогает — но письмо было передано мне, и ваше имя мне знакомо: матушка фараона мне тетка, и я от нее знаю, что вы спасли моего брата от заговорщиков. Вот я и поспешил сюда, зная о расположении к вам его величества.

Симеркет не мог скрыть разочарования.

— Значит, вы не видели мальчика?

Илайбер отрицательно покачал головой.

— Но он жив? Этот человек его видел?…

— Он сказал только, что он очень болен — ранен в голову.

— Он не сказал, где можно найти Рэми?

— Здесь я могу быть вам более полезен. Человек этот сказал мне, что встретил мальчика на окраине Вавилона, в оазисе возле разрушенного поместья, и палкой нарисовал в пыли очертания Этеменанки, Вавилонской башни…

Симеркет наклонил голову, не будучи уверенным в том, что расслышал правильно:

— Этеменанки, господин?

Илайбер сделал паузу.

— Да, дьявол Бел-Мардук жил в зиккурате в самом центре Вавилона. Человек взял палку и…

Слово «дьявол» удивило Симеркета, и прежде чем успел проконтролировать себя, он переспросил:

— Дьявол?

Бел-Мардук — так вавилоняне называли бога, которого египтяне именовали Амун-Ра. Но никогда прежде Симеркет не слышал, чтобы отца вселенной называли дьяволом! В святотатстве Илайбера ему почудилось почти сверхъестественное оскорбление. Он быстро сделал в воздухе священный знак.

И тут вступил фараон:

— Илайбер так поклоняется безымянному богу пустыни, что ревнует ко всем другим богам и считает их или демонами, или дьяволами, или мошенниками. Не обращай внимания, его религия — это еще одна семейная болезнь, которую я должен терпеть.

Илайбер снисходительно улыбнулся; было ясно, что это их давний спор, который оба вели добродушно. Ханаанец продолжил:

— Как я сказал, человек нарисовал на песке очертания зиккурата и провел вокруг него круг — я предположил, что это городские стены. Две волнистые линии по обеим сторонам были, конечно, Тигром и Евфратом. Затем человек взял палку и указал на верхний левый край Этеменанки, за пределами круга, но между двумя реками. Я думаю, он имел в виду, что ваш Рэми может быть обнаружен к северу от Вавилона, в долине реки.

— Хозяин каравана не сказал вам… была ли с ним женщина?

— Он сказал, что было много женщин и много мужчин — но все они погибли, их убили…

Симеркет внезапно почувствовал головокружение, и ноги его словно отделились от тела. В глазах потемнело.

— Дайте ему стул! — приказал фараон, и слуги бросились выполнять его приказание.

— Не надо! — слабо запротестовал Симеркет. С трудом он заставил себя удержаться на ногах и выровнять дыхание. После короткого мгновения он снова обернулся к Илайберу:

— А эти исины, — спросил он, — кто это?

Ответил не Илайбер, а фараон:

— Племя в Месопотамии. У Египта с ними хорошие отношения, мой отец считал, что у них есть все к тому, чтобы встать у трона. Конечно, это было до вторжения эламцев.

Симеркет продолжил:

— А Менеф — кто он такой? Это ведь египетское имя?

Фараон утвердительно кивнул:

— Это наш посол, его перед смертью назначил мой отец. — Он бросил на Симеркета странный взгляд. — Я уже послал ему специальную депешу, в которой распорядился, чтобы он помог тебе найти друзей по прибытии.

Потребовалось несколько мгновений, чтобы слова Рамсеса проникли в затуманенный и растревоженный мозг Симеркета. Он удивленно поднял голову.

Рамсес кивнул, подтверждая свои слова.

— Я назначил тебя моим особым посланником к их новому эламскому царю и подготовил также документы на вольную твоим друзьям. Твои жена и друг могут вернуться в Египет, когда пожелают.

К своему удивлению, Симеркет увидел, что на лице фараона появилось виноватое выражение — довольно странный знак для правителя.

— Я должен был освободить их сразу после смерти отца, — вздохнул Рамсес. — Это было единственное, о чем ты просил. Но судебный процесс… похороны… Я думал, дело может потерпеть. Я ошибся. Единственное, на что я надеюсь, это что они еще живы и смогут воспользоваться своей свободой.

Видя замешательство Симеркета, Рамсес добавил:

— Когда Илайбер вернется в Ханаан, ты поедешь с ним на север под моей защитой. От того места, где живет его семья, до Вавилона расстояние невелико.

— Могу я спросить? — Симеркет снова нервно сглотнул, прежде чем смог продолжить. — Могу я спросить, когда уезжает господин Илайбер?

— Через день, — ответил Илайбер, — на рассвете. Королевская галера отвезет нас в Пи-Рамсес, а оттуда мы поплывем на одном из моих кораблей по Большому Зеленому морю к Тиру.

Больше сказать было нечего. Безвольно опустив руки, Симеркет собрался уходить. До отъезда нужно было сделать тысячу дел. Но фараон поднял руку, задерживая его.

— Я должен поговорить с Симеркетом лично, — коротко объявил он.

Илайбер молча поднес пальцы к губам и сделал жест, будто целует землю.

— До ста лет, — произнес он традиционное благословение фараону, пятясь из комнаты.

Когда и остальные слуги растворились в прилегающих покоях, Рамсес поднялся со своего места.

— Следуй за мной, — приказал он Симеркету.

Прихватив керосиновую лампу, Рамсес освещал ею извилистые залы без окон, по которым они шли. Вскоре они оказались у какой-то двери, которую им отворили стражники. В комнате на подставке стоял огромный макет города. Он занимал почти всю комнату.