Одна минута и вся жизнь - Алла Полянская Страница 3

— Что вы городите? У меня нет никаких юридических претензий, оставьте меня… о, нет! Вы не можете!..

Дана наконец ясно понимает, зачем эта парочка явилась в ее дом. Ей становится ясно, почему пожилой полицейский полковник неловко чувствует себя в ее гостиной и отводит глаза. И понимание это вырывает ее из состояния ступора.

— Мы изучили ваше досье. — Адвокатесса продолжает свой монолог, не обращая внимания на реакцию Даны. — И мой клиент осознает, каким страшным ударом стало для вас это… прискорбное происшествие. Поэтому сумму он назвал сам. И я думаю, она вполне достаточна, чтобы…

— Вы хотите сказать, что человек, убивший мою малышку, хочет заплатить мне за ее смерть?!

— Госпожа Ярош, не надо усугублять. Я понимаю, что вам трудно понять, но все же постарайтесь для вашего же собственного блага. В обычном порядке вы бы не получили ничего. И знаете, почему? Потому что мой клиент — очень влиятельная фигура. Очень. Но он потрясен случившимся настолько, что хочет хоть как-то загладить свою вину. Их уже не вернешь, госпожа Ярош. Это был просто несчастный случай. У вас растет сын. Вы молоды и красивы, у вас еще все впереди. Я советую вам согласиться.

— А если я откажусь?

— Это было бы неразумно. — Полковник сильно нервничает, Дана видит это. — Постарайтесь понять: клиент Дарьи Андреевны — очень влиятельный человек. Судебного разбирательства не будет. Вам лучше взять эти деньги, вы сможете уехать из страны…

— Я не хочу уезжать отсюда, чего ради?

— Чушь, все хотят уехать отсюда, но не все могут, а вам это удастся. Вы достаточно страдали — и сможете начать все сначала. Я глубоко сочувствую вашему горю, поверьте. Но все же советую взять эти деньги. Для вашего же блага.

«Все просто помешались на моем благе. Жизнь сначала… Как будто можно вот так взять и забыть. И унять боль. И сделать вид, что все неправда. И что Аннушки просто не было. Лидии Петровны тоже. И всего остального. Они не понимают. Они считают, что деньги решают все».

— К тому же вам надо подумать о будущем своего сына. И о родителях.

«Проклятая девка действует мне на нервы. — Дана откинулась на спинку кресла. — Хорошо бы, они ушли прямо сейчас. Лучше бы мне всего этого не знать».

— Вы можете назвать имя этого человека?

— Нет, госпожа Ярош. Документы составлены таким образом, что анонимность моего клиента гарантирована. Это для вашего же блага, меньше знаешь — крепче спишь.

«Нет, она положительно раздражает меня. И волосы у нее какие-то тусклые, и морда противная донельзя. — Дана окидывает взглядом адвокатессу. — Это платье только подчеркивает ее уродство».

На самом деле адвокат Иванова вовсе не уродлива, но в ее лице есть что-то холодное и высокомерное. В свои тридцать пять лет она четко усвоила: миром правят деньги. Не секс, не привязанность, не любовь, а деньги, которых чем больше, тем лучше. И в добывании вожделенных дензнаков сия дама редко стесняется в средствах. Такой рудимент, как совесть, отсутствует у нее начисто. С ним надо родиться — а она родилась без совести. Дана почувствовала это в ней — и Кошка раздраженно прижала уши к голове.

— Дана, поверьте, этот человек страшно расстроен. — Полковнику хочется поскорее уйти. — Вы же понимаете, что в его власти просто замять дело — и все, но он не захотел. Подумайте об этом. Ни один суд не присудил бы вам такую сумму компенсации, у нас не Америка.

— Есть и другой суд.

— Это все пустые разговоры. — Адвокат кладет бумаги на стол. — Госпожа Ярош, у вас нет выбора. Вы должны взять деньги и уехать из города. Я не говорю — навсегда, но на год — минимум. Я выдам вам чек или наличные — как захотите. Мы можем просто перевести всю сумму на ваш счет, номер нам известен. Вот, просто подпишите бумаги.

— Но это незаконно.

— Есть и другие законы.

Глаза Даны изучают бумагу. Кошка раздраженно бьет хвостом. Подпись. Просто подпись. Автограф. Как все просто, оказывается.

— Я подпишу.

«Я сама буду судьей. Всем вам».

Они уходят, а Дана все сидит в кресле. В пустом доме тикают часы. Непонятно, зачем нужны часы мертвой женщине?

Оставшись одна, она идет в комнату, снимает платье, потом бредет в ванную. Теплые струи душа гладят ее тело, и Дана смывает с себя грязь. Она хочет поплакать, но не может. Внутри все запеклось и застыло, осталась только острая боль где-то в груди.

«Наверное, так болит душа», — думает Дана.

Она надевает домашнее платье и забирается на кровать. Нет, спать она не может. За окном угасает день. Дана выходит во двор, идет по дорожке до калитки. Ей некого больше ждать. Она осталась одна. Где-то там, в далеком задымленном городе, ложится спать ее Лека. Ее маленький ангел, единственное, что осталось у нее от счастья.

«Я умерла. — Дана мечется по саду. — Я умерла. Тогда почему я тут? Я должна быть там, с ними».

Решение кажется очень простым. Так раньше, в школе, Дана быстро решала сложные примеры — и почти всегда неправильно. Потому что прямая — не всегда кратчайшее расстояние между двумя точками, это Дана усвоила.

«Лека. Я не могу оставить его. Он родился сиротой, и, кроме меня, у него никого нет. — Дана смотрит в ярко освещенное зеркало. — Нет. Я не могу его оставить».

В этот момент в дверь опять звонят. Дана идет открывать. На пороге стоит высокий плечистый парень. Она смотрит на него, не понимая. Что еще надо?

— Я привез вам документы. — Он смотрит поверх ее головы. — Деньги переведены на ваш счет.

Дана молчит. Деньги. Они думают, что за деньги купили свою жизнь. Нет. Сегодня все они купили свою смерть. Все они.

«Ничего, Аннушка, прорвемся! Мама их всех достанет. А ты будь хорошей девочкой и слушайся бабушку и папу. А мама всех их достанет».

— Вы слышите, что я сказал? Почему вы молчите?

«Я молчу? Ах, да. Молчать небольно. Мертвым больно разговаривать».

— Я поняла.

— Вот документы. Вы уверены, что с вами все в порядке?

Дана молча берет бумаги и закрывает дверь. Значит, во столько оценил проклятый ублюдок жизнь ее малышки и Лидии Петровны. Ладно, договорились.

— Он хотел скрыться от меня. — Дана говорит это пустому дому. — Он решил, что если пришлет ко мне уродливую девку и купленного «мусора», то все будет в порядке. И было бы, если бы он не имел привычки оставлять где попало свои автографы — не сейчас, а раньше. Он думает, что я его не достану.

Дана опускается в кресло, но оно перестало быть уютным. Она кружит по дому. Вот комната Лидии Петровны. Дана входит туда, и ее окутывает запах терпких духов и лаванды. Скоро он исчезнет. На столике большая фотография Стаса. Дана берет ее в руки. Муж смотрит на нее со знакомой полуулыбкой в озорных голубых глазах, и Дана не может вынести этот взгляд. Она не уберегла их дочь. И Лидию Петровну… Говорили, что он просто налетел на них, Лидия Петровна оттолкнула Аннушку, приняв на себя удар. И все бы у нее получилось, но машина вильнула — и Аннушка… Нет. Не думать об этом. Но как не думать?