Завещание Шерлока Холмса - Боб Гарсиа Страница 3

– Да, действительно, где же рассказ? В конверте только письмо, которое я вам прочел.

– Поскольку это достойное сочинение, вероятно, существовало лишь в его воображении, я не вижу ничего, что еще могло бы меня здесь задержать, – заключил Лестрейд.

Не успел полицейский распахнуть дверь кабинета, как столкнулся с двумя клерками, которые держали несколько огромных пакетов.

– Куда положить это, мэтр? – спросил первый. Нотариус удивленно вскинул брови.

– Пища, доставленная по заказу мистера Холмса, – объявил один из клерков. – А рассыльный принес еще приложение к завещанию.

– И конверт, адресованный лично вам, – добавил второй, вздыхая под грузом своей ноши.

Майкрофт Холмс и я обменялись озадаченными взглядами. Поскольку нотариус, похоже, ничего не понимал, первый клерк продолжил:

– Рассыльный сказал, что вы в курсе и что вы ожидаете этот конверт, мэтр.

– Да, конечно, в определенном смысле.

Он указал на лакированный стол из красного дерева рядом с дверью.

– Положите туда пакеты и конверт и подайте мне это пресловутое приложение.

Клерки сложили объемные свертки и исчезли.

Лестрейд, ворча, вернулся в свое кресло. Мэтр Олборн вскрыл конверт.

Нашему взору предстала рукопись не менее чем из тысячи страниц. Мне стало понятно, почему Шерлок Холмс написал в своем завещании: «Чтение может затянуться, поэтому я взял на себя смелость заказать для вас еду и напитки, чтобы поддержать ваши силы».

Нотариус с печальным видом приподнял рукопись на ладони, будто взвешивая ее, и не смог сдержать тяжелого вздоха, оценив объем предстоящей работы. Он посмотрел на часы.

– Ну раз уж такова его последняя воля…

Майкрофт Холмс указал взглядом на свертки с едой и напитками, которые заняли весь стол.

– Мы ведь никуда не спешим. И с голоду уж точно не умрем.

Лестрейд раздосадованно пожал плечами. Судя по выражению его лица, настроение у него было прескверное.

Мэтр Олборн снова надел пенсне и сделал глубокий вдох.

– «Ужас над Лондоном», сочинение доктора Джона X. Ватсона…

Я подскочил на своем кресле.

– Моя рукопись!

– Вам знаком этот документ, мистер Ватсон?

– Конечно! Это моя рукопись.

– Она не была опубликована?

– Нет. Шерлок Холмс забрал ее у меня. Он собирался внести изменения. В любом случае в том виде, в каком она была, ее нельзя было публиковать. Многое нужно было переделать, а что-то и вовсе удалить…

Мэтр Олборн снова с уважением посмотрел на увесистый труд.

– Вот это все меняет. Неизданное приключение великого детектива. Чтение обещает быть захватывающим.

Лестрейд не разделял его бурного энтузиазма.

– Эта рукопись не содержит ничего, что не было издано. Я знаю все истории, на которые вы намекаете. Мы ведь не собираемся снова прочесть о десятках преступлений только из-за того, что такова последняя воля Шерлока Холмса?

– Не о десятках, их всего пятнадцать. Пятнадцать дел, ни больше ни меньше.

– Ну пятнадцать так пятнадцать, раз уж вам так хочется. Но и это слишком много для дел, которые уже раскрыты. Преступники найдены и…

– Вы в этом уверены?

– Разумеется, ведь именно я вел эти расследования.

– Разумеется.

– Более того, я не понимаю, каким образом это сочинение может являться приложением к завещанию Холмса.

– Действительно, – согласился нотариус, – это довольно необычно.

Майкрофт Холмс бросил на Лестрейда пронизывающий взгляд.

– Это последняя воля моего брата. Мы обязаны уважать ее.

Сказав это, он движением руки попросил нотариуса покориться.

Лестрейд скрестил руки на груди, весь его вид свидетельствовал о крайнем раздражении.

– Чем раньше мы начнем, тем скорее закончим!

Мэтр Олборн откашлялся и приступил к чтению рукописи.

День повис в сумеречной атмосфере, будто забыв заняться. Зиме не было видно конца. На улице едва можно было вздохнуть. Промозглая стужа сковала Лондон. Глаза краснели, легкие были раздражены, дыхание свистело, все щурились и чихали с утра до вечера. Город наполнился зловонием. Туман стал желтым. Угольная пыль с сахаро-рафинадных заводов и с фабрик Ист-Энда [1]придавала строениям погребальный вид, а памятники походили на трубочистов.

С начала холодов в городе было зарегистрировано небывалое число смертей. У Лондона были все шансы побить мрачный рекорд зимы 1886 года, когда 11 500 человек скончались от бронхита, эмфиземы и астмы. Бездомные замерзали десятками. Темза местами покрылась льдом, и сырой холодный ветер гулял по городским улицам.

Даже я, никогда прежде не имевший проблем со здоровьем, не мог до конца излечиться от возвратного тифа.

Обессиленный, я проводил целые дни в нашей квартире в ожидании благоприятных перемен, которые позволили бы мне наконец выйти на улицу. Каждый день моя деятельность ограничивалась описанием приключений моего товарища и чтением модных романов, которые приносил мне мой друг и литературный посредник Лондон Кайл.

В тот вечер я задремал, убаюканный потрескиванием огня в камине и стуком дождя в оконное стекло. Холмс склонился над письменным столом. Он без устали изучал свою картотеку и криминальные архивы.

Мой сон прервал звук колокольчика у входной двери. Почти сразу после этого с лестницы донесся шум торопливых шагов. Мы услышали мужской голос, прерываемый протестами миссис Хадсон:

– … увидеть мистера Холмса… очень срочно…

– Вытрите ноги… вы ведь все перепачкаете…

– Да оставьте меня… нет времени… дело государственной важности…

Внезапно на пороге нашей комнаты возник великолепнейший экземпляр сыщика, запыхавшийся и обливающийся потом, в сопровождении разъяренной миссис Хадсон.

– Этот господин… – начала она.

Лестрейд не слишком учтиво отстранил нашу хозяйку.

– Холмс, побег! Миллбэнк! Сегодня утром!

Мой друг поднял голову и посмотрел на вновь прибывшего.

– Успокойтесь, друг мой. Сядьте поближе к камину и расскажите, что произошло.

Полицейский отряхнулся, как мокрая собака, и плюхнулся в кресло, издав звук упавшей груды влажного белья. Он хотел вытереть лоб рукавом, но в результате еще больше намочил лицо.