Паника, убийство и немного глупости - Оксана Обухова Страница 3

После скоропостижной кончины доцента в тридцатипятилетнем возрасте мама начала называть годовалого сынишку в честь отца – не Виталиком, а Витенькой. Прораб был мудр, прощал ей все: портреты, оговорки, ссылки, – но оказался не железобетонным. Оставив Люде приличную двухкомнатную квартиру, ушел к Изольде, бухгалтеру из СМУ, где вскоре стал начальником. Афанасий щедро помогал оставленной семье до самого последнего своего дня в 1995 году, когда уже в ранге крупного министерского чиновника врезался на своей машине в борт армейского грузовика.

Но к тому времени уже крепко встал на ноги Петруша, полностью перенявший у отца деловую хватку и умение выстраивать бизнес. «Отряд не заметил потери бойца…» Отряд из мамы и Витеньки давно перебрался из двухкомнатной квартиры прораба, оставив ее только что женившемуся Пете, обратно к матушке доцента, в огромные сталинские хоромы бабушки Антонины Мусиной. «Отряд», как и прежде, зажил сытно, тихо и счастливо (с кратким перерывом на бурный брак Маргадона с мариупольской Галиной).

Галочка, Галочка… Дерзкая, шумная… Она грызла ногти и яблоки, почти не умела готовить. Зато в постели-и-и…

– О чем задумался, Маргадон? Обиделся?

Виталий Викторович очнулся от некстати нахлынувших воспоминаний, строптиво повел плечом.

– Не куксись. Сейчас приедем и обо всем поговорим.

– Куда приедем?

– Так, в одно место. Пообедаем. Я голоден как волк.

Виталий Викторович хмыкнул. Петруша точно – волк. Он голоден, даже если сыт. Точнее – ненасытен. Крепкими белыми зубами он выгрызает лучшие куски: дома, красивых женщин, автомобили меняет чаще зонтов… Ему не требуются уловки, он не боится встретить свое отражение в зеркалах до пола, он бился в школе со старшеклассниками на равных, защищая натюрморт из брата…

Виталий Викторович повозился на сиденье, втянул живот, расправил плечи. Сюрприз-приключение начиналось экстравагантно, но терпимо. Возможно, в этом соль. Необходимая приправа.

Как оказалось чуть позже, с неожиданностями брат переборщил. Привез привередливого братишку в заведение общепита с заоблачными ценами и набором дежурных блюд, коими приличный ресторатор не угостил бы и дворовую собаку. И даже злейшего врага с его собакой.

Заведение располагалось на втором этаже новомодного торгового центра – стекло, фонтаны, мрамор, позолота, эскалаторы. Брат занял столик у огромного, односторонне прозрачного окна и, положив на скатерть рыжую кожаную папку, предложил Виталию располагаться рядом.

Виталий Викторович сел. Одним пальчиком поправил скатерку, отцентровал салфетку и собрал личико в гримасу, подчеркивая, как сильно удивлен и недоволен.

– Обедать будешь? – спросил Петруша с деланым (а может, и настоящим) весельем. Виталий Викторович добавил в гримасу капельку уксуса.

– Как знаешь. Борщи тут отменные. – И жестом поторопил, подзывая к себе официанта.

Сделал заказ, попросив прежде всего принести по сто пятьдесят коньячку.

– Ты за рулем, – напомнил старший брат, как только расторопный официант отправился выполнять указание.

– Можешь считать, что уже нет, – беспечно отозвался Петр. – Машину я оставлю. Заберем только твой чемодан.

Четкие фразы нарисовали картину: несчастное забытое чудовище пылится среди лакированных собратьев и ждет эвакуатор, оскорбляя соседей видом, запахом и стилем.

Петр поставил локти на стол, посмотрел на Мусина и, сразу став пугающе печальным, произнес:

– Прости, Витюша. Я закрутился, надо было давно с тобой поговорить, но извини… Действительно – ни минуты свободного времени.

– У нас что-то случилось, Петенька? – тихо спросил Маргадон, пораженный редким событием: брат извинялся. – Что-то плохое?

– Нет, – покачал головой только что лишенный поста гендиректор и неожиданно улыбнулся. – Отнюдь, брат мой, отнюдь. У нас все хорошо! Отлично! Я, брат, влюбился! – И добавил опасной в его возрасте мечтательности в голос: – Впервые. Вдрызг. Наотмашь.

Наотмашь словно ударили Виталия Викторовича. Он откинулся, собрался сказать что-то подобающее обстоятельствам, но в этот момент к столику подошел официант с подносом. Мусин дождался, пока на столик перед ними выставят коньяк, лимон, тарелочку, украшенную бутербродами с семгой, и налег грудью на край стола.

– При чем здесь твоя любовь?! – прошелестел озабоченно. – Почему ты заставил меня подписать эти нелепые бумаги?! Почему оставил меня одного у Подольского?

– Меня не должны были там видеть, – быстро ответил Петр. – Ты должен был один прийти к нотариусу и сам, без моего присутствия или давления, подписать бумаги!

– Но почему?!

– Да потому что завтра я продаю фирму!

Маргадон, чувствуя, как безвольно оползают щеки, как выступает на лбу испарина, помотал головой, будто не поверив услышанному:

– Продаешь?! Но я же подписал бумаги, аннулировал твою доверенность… Ты не имеешь права ничего продавать!

– Подольский не будет регистрировать документы до завтрашнего дня. До трех часов. После твоего ухода он закрыл кабинет и уехал за город. Если я не позвоню ему завтра до трех часов дня, он даст им ход. – Петр похлопал ладонью по папке, в которую переложил подписанные Виталием Викторовичем документы.

– Зачем? Зачем все это?!

– Это – страховка. Я перестал быть уверенным в людях, которым продаю предприятие.

Ну вот и все, екнуло сердце Виталия Викторовича. Сюрприз состоялся. И по совести говоря, чего-то подобного Мусин ожидал уже в течение последнего получаса.

– Петр, это… мошенничество, да?

– Не сходи с ума! Если сделка пройдет как надо, я позвоню Борису Альбертовичу и он уничтожит документы. Я проделаю это с твоим оригиналом.

– А зачем ты вообще идешь на сделку с людьми, в которых не уверен?!

Петр взял в руки пузатый бокал, покрутил конь як по его стенкам и ответил только спустя полминуты:

– Потому что, возможно, я дую на воду. —

Вернул бокал на столик, скривил лицо и снова, будто извиняясь, сказал: – Я уезжаю, Маргадон.

Надолго, возможно, навсегда.

Рука Виталия Викторовича машинально потянулась к фужеру, дотронулась до тонкого стекла и отдернулась, как будто пальцы угодили на раскаленный металл.

– Прости, Витенька. – Он потер небритую щеку. – Я закрутился, вымотался как собака… Совсем не так… не здесь я собирался с тобой поговорить… Но… извини. Получилось так, как получилось.

– Это из-за нее? – потерянно прошептал Виталий Викторович. – Из-за этой женщины?..

– Ее зовут Ирина. – Одно упоминание короткого женского имени вернуло на лицо брата улыбку. – Я, Вить, честное слово, влюбился как пацан!

Виталий Викторович растерянно помотал головой. «Как пацан» Петруша уже влюбился лет двадцать назад в однокурсницу Фаину. И от этой пока единственной влюбленности остались гадкие воспоминания и чудесная дочь Анюта. Красавица – копия отца, на голову выше дяди! – и умница. Учится на ветеринара, мечтает лечить зверюшек.