Дочь палача и король нищих - Оливер Петч Страница 3

Жнецу тому прозванье – Смерть,

И власть ему Богом дана.

Сегодня он наточит косу —

Накосит колосьев сполна.

…

Берегись, прелестный цветок!

Солдаты смеялись, Филипп Леттнер встряхнул коробок с кубиками. Один раз, второй, третий…

Стукнувшись едва слышно, кости упали в песок.

Дунайский разлом, близ Вельтенбурга, 13 августа 1662 года, 25 лет спустя…

Волна захлестнула Якоба Куизля и смыла его, словно щепку, со скамьи.

Палач заскользил по склизким бревнам, принялся хвататься за все подряд, пытаясь остановиться, пока не почувствовал наконец, как ноги погрузились в бурлящий водоворот. Собственный вес под сотню килограммов медленно, но неотвратимо тянул его в холодную воду. Рядом с ним, словно через стену, послышались тревожные крики. Куизль впивался ногтями в доски и в конце концов сумел правой рукой зацепиться за гвоздь, торчавший из бревна. Он начал подтягиваться, и в это мгновение мимо него пронесся еще кто-то. Свободной рукой палач поймал за воротник мальчишку лет десяти, который принялся брыкаться и хватать воздух ртом. Якоб швырнул мальчика обратно на середину плота, и он оказался в объятиях перепуганного отца.

Палач тяжело вскарабкался на плот и снова уселся на скамью в носовой части. Льняная рубашка и кожаный жилет липли к телу, по лицу и с бороды ручьями стекала вода. Взглянув прямо по курсу, Якоб понял, что самое худшее еще только предстояло. Слева над ними высилась громадная стена в сорок шагов высотой, и плот неотвратимо несло прямо на нее. Здесь, в Вельтенбургской теснине, Дунай был таким узким, как нигде больше. Во время паводков в этом бурлящем котле смерть нашли немало плотогонов.

– Держитесь, черт возьми! Бога ради, держитесь!

Плот угодил в очередной водоворот, и рулевой на носу налег на весло. Жилы на его запястьях вздулись узловатыми канатами, но длинная жердь не двинулась ни на сантиметр. После проливных дождей река в последние дни вздулась так, что даже столь уютные обычно песчаные отмели у берегов скрылись под водой. Течение несло поломанные сучья и вырванные с корнем деревья, и широкий плот все стремительнее летел на скалы. Край плота протащило вдоль скалы, и до Куизля донесся противный скрежет. Стена каменным великаном нависла теперь над горсткой людей и накрыла их своей тенью. Острые известняковые выступы врезались во внешнее бревно и размочалили его, как связку соломы.

– Святой Непомук, не покидай нас, пресвятая Дева Мария, избавь нас от бед! Святой Николай, пощади…

Куизль угрюмо покосился на монашку рядом с собой: она вцепилась в четки и плаксивым голосом неустанно молилась в безоблачное небо. Остальные пассажиры, бледные, точно покойники, тоже бормотали все молитвы, какие знали, и крестились. Толстяк крестьянин закрыл глаза и, обливаясь потом, ждал неминуемой смерти, возле него монах-францисканец отрывисто взывал к четырнадцати святым заступникам. Маленький мальчик – несостоявшийся утопленник, которого не так давно спас палач, – прижался к отцу и плакал. Когда скала размолотит связанные бревна, было лишь вопросом времени. Из пассажиров мало кто умел плавать, но и это в бурлящих водоворотах вряд ли бы помогло.

– Чтоб тебя, вода чертова!

Куизль сплюнул и подскочил к рулевому, который все возился с веслом, закрепленным канатами к носовой части плота. Широко расставив ноги, палач встал рядом с плотогоном и всем весом навалился на брус. Руль, судя по всему, за что-то зацепился в ледяной воде. Якобу тут же вспомнились бытующие в кругу плотогонов страшилки о страшных склизких чудовищах, обитавших на дне реки. Только вчера один рыбак рассказывал ему про сома длиной в пять шагов, который поселился в пещере Дунайского разлома… Что же там, будь оно неладно, удерживает весло?

Брус в руках Куизля вдруг едва ощутимо дернулся. Тот закряхтел и надавил еще сильнее; кости его, казалось, в любую секунду могли переломиться. Что-то затрещало, и весло резко поддалось. Плот крутануло в водовороте, качнуло напоследок и, словно камень из катапульты, швырнуло прочь от скалы.

Уже в следующее мгновение плот стрелой несся на три каменистых островка возле правого берега. Некоторые из пассажиров снова закричали, но рулевой справился с управлением и выровнял судно. Плот промчался мимо скалистых выступов, вокруг которых пенились волны, нырнул напоследок носом в воду, и опасная теснина осталась позади.

– Спасибо на добром слове! – Рулевой вытер глаза от пота и воды и протянул Куизлю мозолистую руку. – Еще немного, и размололо бы нас под Высокой стеной, как на мельнице. В плотогоны-то не хочешь пойти? – Он ощерился и пощупал мускулы палача. – Силен, как бык, и ругаешься тоже по-нашенски… Ну, что скажешь?

Куизль помотал головой.

– Заманчиво, конечно. Но вам от меня никакой пользы. Еще один водоворот, и меня вывернет в воду. Мне под ногами земля нужна.

Плотогон засмеялся. Палач встряхнул мокрыми волосами, и во все стороны полетели брызги.

– Долго еще до Регенсбурга? – спросил он рулевого. – Я свихнусь на этой реке. Раз десять уже думал, что нам конец.

Якоб оглянулся: позади справа и слева над рекой высились скалистые стены. Некоторые из них напоминали ему окаменелых чудовищ или головы великанов, что наблюдали за возней крошечных смертных у себя под ногами. Незадолго до них они миновали монастырь Вельтенбург – развалины, оставленные после войны и размытые паводками. Несмотря на его плачевное состояние, некоторые путники не удержались от тихой молитвы. Следующая за развалинами теснина после проливных дождей считалась серьезным испытанием для любого плотогона, поэтому несколько слов, обращенных к Господу, были отнюдь не лишними.

– Господь свидетель, разлом – худшее место на всем Дунае, – ответил рулевой и перекрестился. – Особенно когда вода поднимается. Но теперь пойдет тишь да гладь, даю слово. Часа через два будем на месте.

– Надеюсь, ты прав, – проворчал Куизль. – А иначе я это весло чертово об твой же хребет сломаю.

Он развернулся и, осторожно ступая, пробрался по тесному проходу между скамьями к кормовой части плота, где стояли бочки и ящики с грузом. Палач терпеть не мог путешествовать на плоту, хоть это и был самый быстрый и самый надежный способ добраться до другого города. Он привык чувствовать под ногами земную твердь. Из бревен можно выстроить дом, сколотить стол, да хоть виселицу поставить – так хотя бы не соскользнешь в воду в бурном течении… Куизль рад был, что в скором времени качка наконец прекратится.

Попутчики взирали на него с благодарностью. К лицам их снова начала приливать краска, кто-то молился от облегчения, некоторые громко смеялись. Отец спасенного мальчика попытался прижать Куизля к груди, но палач вывернулся от него и ворчливо скрылся за привязанными ящиками.

Здесь, на Дунае, в четырех днях пути от родного дома, ни пассажиры, ни команда плотогонов не знали, что он был палачом из Шонгау. Рулевому на носу повезло. Если бы расползлись слухи, что выправить плот ему помог палач, бедолагу наверняка выгнали бы из гильдии. Куизль слышал, что в некоторых регионах прикоснуться к палачу или даже посмотреть на него считалось зазорным.