Смертельный треугольник - Фридрих Незнанский Страница 3

С фотографии на Гордеева смотрело молодое красивое лицо с упрямо сжатым ртом. Это была та самая женщина, которая собирала мелочь из бумажника в винном магазинчике. Точнее, девушка — в смысле возраста. Он это знал, потому что подвозил ее, так уж совпало.

Через пару минут после того, как Гордеев сделал свою покупку, вышел на улицу и начал разогревать машину, она появилась из магазина, вышла на шоссе и стала голосовать в пятнадцати метрах от него. Юрий Петрович как раз завелся, подъехал и посмотрел на дамочку безо всякого интереса, точнее, безо всякого мужского интереса, поскольку сейчас ему ни до кого не было дела.

— До угла Куусинена и Хорошевского шоссе довезете? — сказала она звонким голосом.

Гордеев подумал и хмуро ответил:

— Мне По пути, садитесь…

Через десять минут Гордеев высадил ее на углу улицы Куусинена и Хорошевского шоссе. Денег он с нее не взял, разговоров не заводил, как зовут — не спрашивал. Интересно, что она о нем подумала? Хотя едва ли она о нем вообще думала. У нее был слишком высокомерный вид, чтобы обращать внимание на случайного водителя. Еще у нее была отменная фигура, стройные длинные ноги, пепельные волосы и темно-синие глаза. Ей можно было дать двадцать — двадцать три года. И отчего-то Гордееву ее лицо показалось слегка знакомым. Нет, раньше ее он никогда не видел, за это он мог ручаться, но, возможно, у нее были черты, кого-то напоминающие? Хм… Такое случается. Встречаешь человека, мучаешься, думаешь, где ты его уже видел, а потом — бац, наконец доходит, что нигде, просто он здорово на кого-то похож. Так вот, оказывается, ларчик открывается.

В то же время Гордеев в присущем ему в последнее время меланхолическом духе подумал, что в мире все сопряжено незримыми странными связями — и великое и малое, и высокое и подлое, и смешное и трагичное. И далеко не всегда пересечения судеб, жизненных дорог и тропинок поддаются логическому объяснению, гораздо чаще они кажутся случайными, однако именно эта кажущаяся случайность наверняка и является одной из главных движущих сил. Вот теперь ему придется звонить этой Маевской (при его связях установить ее адрес и телефон — плевое дело), и волей-не-волей они познакомятся. Хочется ли ему этого? Вряд ли. Да и не факт, что что-то произойдет, она так независимо держалась…

Приятели пожаловали спустя четверть часа.

— Юра, стаканы есть? — поинтересовался Грязнов-старший, внимательно осмотрев бутылку арманьяка со всех сторон. — Есть-есть, помню, достань, пожалуйста, пару стаканов.

— Зачем стаканы-то? — удивился Гордеев, выполняя, однако же, просьбу.

— Тут главное — не соблюсти ритуал, а почувствовать вкус и запомнить его, — сказал Грязнов-старший, наливая себе сразу полстакана.

— Ритуалы хороши исключительно как дополнение к напитку, — подтвердил Турецкий, не отставая от приятеля.

— Вот как? — усмехнулся Гордеев, принимая то, что происходило, как неизбежность. — А один мой знакомый всегда считал, что жизнью следует наслаждаться как превосходным вином, глоток за глотком, с передышкой. И даже лучшее вино теряет для нас всякую прелесть, мы перестаем его ценить, когда пьем как воду.

— Кто это сказал такую глупость? — удивился Турецкий.

— Да, — подержал Грязнов, — что за дурак этот твой знакомый? Кто это ляпнул?

— Фейербах. Людвиг. Немецкий философ.

— Знаем мы, кто это такой Фейербах, — после паузы проскрипел Турецкий. — Совсем уж нас за дураков держишь, что ли? Ладно, убирай стаканы, накрывай на стол. Ну и давай, начинай.

— Что начинать? — спросил Гордеев, открывая холодильник.

— На жизнь жаловаться. Ты же за этим нас позвал, а вовсе не бескорыстно французскими напитками угощать, верно?

Гордееву оставалось только руками развести. Многоопытный Турецкий был, как всегда, прав. Гордеев достал из холодильника холодную буженину, овощи, корейские закуски и… бутылку водки. Чего уж там. Начинать застолье лучше классическим образом. Если арманьяк находится в каком-то там родстве с коньяками, значит, таки да, десертный напиток, вот и интернетчики на этот счет просвещают…

Приятели выпили и заработали челюстями. Через несколько минут повторили, и немного отошедший Гордеев рассказал свою историю.

Ничего, впрочем, выдающегося с ним не произошло. Просто в последнее время Гордеев впал в хандру, то есть сначала у него были стрессы, связанные с работой и с личной жизнью, потом он почти впал в депрессию, потом кое-как выкарабкался из нее, ожидал, что и дальше все будет по нарастающей, но — отнюдь, настроение не улучшалось. Хандра же за последнюю неделю стала его постоянным спутником. Вот так-то.

— А эти явления, — торжественно провозгласил Грязнов-старший, нанизывая на вилку три маслины разом, — просто болезнь, повсеместная для нашего российского населения на данном отрезке времени, о чем красноречиво свидетельствует медицинская статистика!

Гордеев меланхолично покивал. В самом деле. Депрессия ведь характерна не только для бедного люда, но и для успешных персон. Не то чтобы Юрий Петрович себя таковым считал, но все-таки… работая с самыми разнообразными клиентами, с богатыми людьми в том числе, он не раз замечал: у них чуть что случится — мелкая личная или профессиональная неприятность — настроение портится решительно и надолго, они, так сказать, впадают в «депрессион». Удара со стороны жизни не держат. Иммунная система ослаблена. Теперь вот и Гордеев испытывал нечто подобное на собственной шкуре. Хотите конкретно? Пожалуйста, ему не жалко.

Во-первых, с работой не ладилось, коллеги-завистники строили козни, «стучали» на него шефу адвокатской конторы Генриху Афанасьевичу Розанову. Еще, глядишь, додумаются настрочить анонимку в налоговую инспекцию — до такой варварской степени завидуют персональной практике Юрия Петровича. А завидовать-то, по сути, нечему — вот уже два месяца, как у Гордеева не было ни одного прилично оплаченного, так называемого «персонального» дела! Одна мелкота, которая только мозги сушит. А это значило, что в карманах всех брюк и всех пиджаков пустовато. А долгов, напротив, — вагон и маленькая тележка. Никак не мог адвокат вовремя заплатить кредиты. Он ведь взял приличный кредит в банке — на ремонт квартиры и на приобретение новой машины — купил месяц назад «опель-корса».

— А на что ты, собственно, рассчитывал? — без обиняков спросили Турецкий с Грязновым. — На то, что стал знаменит и что клиент повалит косяком?

Гордеев смущенно кивнул. Да, грешен. Но что ж поделаешь, если ошибся? Вот к чему приводят излишняя амбициозность и самонадеянность. Еще повременит он месяц-другой с отдачей кредита, и комфортный «опелек» отнимут за долги. А там и очередь квартиры наступит. Да и на личном фронте сплошная невезуха. Вот, например, только было присмотрелся к довольно состоятельной коллеге, адвокатессе Лине Бершадской, милой, чуть полноватой блондинке лет тридцати пяти, совсем недавно, между прочим, получившей приличное наследство от усопшего дяди-миллионера из ЮАР, как все и рассыпалось. И любовь поломалась.