Дракон из Трокадеро - Клод Изнер Страница 3

– Исаму-сан, вы так все кости переломаете! – крикнул ему Ихиро. – Встретимся у панорамы «Вокруг света», вход 18.

Его голос потонул в общем шуме.

Исаму казалось, что его всасывает какой-то колодец. Перед глазами промелькнуло мимолетное видение человека в сюртуке с медными пуговицами – тот стоял перед ангарами на причале порта Сен-Луи. Мимо проплывали творения архитекторов Италии, Соединенных Штатов, Мексики, французская экспозиция, Русский павильон, выстроенный из дерева и украшенный ажурными фризами, – но Исаму ничего этого не видел. Чтобы понять, что над ним нависла угроза, ему не нужно было еще раз читать зажатую в руке записку. В памяти всплыли слова Робера Туретта: «Действия можно предпринимать лишь тогда, когда есть уверенность в их результате».

За Марсовым полем в небо вонзался ажурный желто-оранжевый шпиль. Исаму увидел перрон, спрыгнул на платформу, скатился по лестнице и неподвижно, затаив дыхание, застыл перед пагодой с красно-синей крышей.

– Исаму-сан! Вы заставили меня побегать. Я уж думал, что потерял вас! Знаете, сколько краски понадобилось, чтобы вернуть Эйфелевой башне молодость? Шестьдесят тысяч литров! Такое ощущение, что она сделана из золота, правда?

Исаму провел рукой по лбу и сделал глубокий вдох. Задумался. И вдруг бросился бежать.

– Исаму-сан, подождите! Я…

– Мсье Ватаб! – прогремел чей-то баритон.

Ихиро Ватанабе резко обернулся. Так коверкать его фамилию мог только один человек, мать Жозефа Пиньо, партнера господ Мори и Легри. Японец хотел было раствориться в толпе, но было слишком поздно – дама, одетая во все зеленое, преградила ему путь к отступлению.

– Мадам Эфлосинья, – с поклоном сказал Ихиро.

Он прекрасно владел французским, но называя имя этой несносной дамы, способной человеку всю плешь проесть, вместо «р» преднамеренно произносил «л».

«Что это у нее на голове, – подумал Ватанабе, – сбежавший из клетки попугай?»

Эфросинья Пиньо стояла под руку с бочонком, разряженным не менее ужасно, чем она сама: консьержкой дома, в котором жил Мори-сан, владелец книжной лавки. Завидев Ихиро, та надула губки в презрительной гримаске.

– Мсье Ватаб, вы тоже опробовали это дьявольское изобретение? – воскликнула Эфросинья. – Меня оно повергло в совершеннейшее изумление, даже живот прихватило. Впрочем, есть от чего. Что собрались смотреть?

– Пока не решил. Я должен встретиться с другом.

– А вот мы, несмотря на взбунтовавшиеся желудки, решили поиграть в храбрецов и отправиться в Мареораму, это рядом со станцией «Марсово поле». Говорят, там можно прокатиться на пароходе, который даже реальнее настоящего, – изрыгает клубы дыма, качается, будто на волнах, вокруг бушует буря, сверкают молнии, заходит солнце, а на небе видны звезды и луна! Запах йода и, если верить проспектам, рахат-лукум в виде поощрительного приза.

– Меня стошнит, – выдала прогноз консьержка.

– Да нет же, Мишлин, на самодвижущемся тротуаре было хуже! Мы же современные мореплавательницы! Вы только подумайте, моя дорогая, за один час нам предстоит пересечь все Средиземное море, зайти в порты Сфакса, Танжера, Неаполя, Венеции, Константинополя! Какое захватывающее путешествие!

– В таком случае счастливого пути, не опоздайте к отплытию, – проворчал Ихиро и приподнял шляпу. – Честь имею, мадам.

Чтобы сбить их с толку, он направился к панораме Альпийского клуба и сделал вид, что рассматривает рекламные объявления, восхваляющие горные вершины Франции. Затем бросился к панораме «Вокруг света». Исаму нигде не было видно. Ихиро присел на каменный столб, приложил руку козырьком ко лбу и увидел морскую фуражку, надетую поверх седых волос средней длины.

– Исаму-сан! Вам плохо?

Залитое потом лицо кузена выражало растерянность.

– Жара стоит просто удушливая. Пойдемте домой.

– Конечно, конечно, я приготовлю вам чаю – в полном соответствии с традицией.

Им пришлось пропустить вереницу рикш, кативших перед собой разодетых в пух и прах апатичных созданий. Чтобы обогнуть Мареораму, Ихиро пришлось свернуть в сторону. Он был огорчен и очень сожалел, что не смог показать кузену театр Лои Фуллер [6], в котором работал билетером.

По мере того как они углублялись в квартал Дюпле, пестревший заросшими, незастроенными пустырями, Всемирная выставка, похожая на мечту большого города, уставшего зарабатывать на хлеб насущный, становилась все призрачнее. Реальность, порой весьма неприглядная, вновь вступала в свои права. Дорогу то и дело перегораживали изгороди. Огибая их, Ихиро и Исаму сталкивались с кирасирами, которые носили украшенные плюмажами шлемы и донимали своими приставаниями девушек на побегушках, отправившихся выполнять поручения хозяев. Изо всех сил лупил молотом по наковальне кузнец, в воздухе висел тошнотворный запах жженого рога и навоза, за обладание которым дралась кучка воробьев. Изможденный пес лежал, высунув язык. На размякшем асфальте площади Коммерс спали бродяги. Заточённые в зловонных стойлах, мычали коровы. Механические мастерские и фабрики по производству химикалий вели ожесточенное наступление на шеренгу огородов, вокруг которых бродили старьевщики.

Они миновали театр Гренель, затем газовый завод, оставили позади рабочий поселок с красивым названием Всемирный городок, больше похожий на трущобу, всех обитателей которого, за исключением прикорнувшей на табурете старухи, разогнало палящее, безжалостное солнце, и неспешно пошли дальше. Первым шел Ихиро. Его внимание отвлекла крыса, побежавшая к растрескавшейся стене. В этот момент рядом с ухом, почти коснувшись его, со свистом пролетело что-то темное и продолговатое. Послышался удар. Исаму рухнул навзничь. Подумав, что кузен упал в обморок, Ихиро подскочил к молодому человеку и склонился над ним.

Откинув голову назад, Исаму вытаращенными глазами созерцал небытие, из уголков его губ вытекали две струйки крови. В груди торчал какой-то стержень, снабженный оперением.

Ихиро сдавленно икнул. С трудом превозмогая тошноту, он упал на колени, из последних сил стараясь не терять сознания. Взгляд его был прикован к левой ладони кузена – из-под медленно разжимавшихся пальцев все явственнее проступал смятый клочок бумаги. Ихиро дрожащей рукой схватил его, будто какое-то омерзительное насекомое. Затем с трудом выпрямился на негнущихся ногах и оценил ситуацию. Стрела. Исаму убили стрелой, вонзившейся прямо в сердце. Ихиро в ужасе огляделся по сторонам, глубоко вздохнул и бросился наутек.

Облокотившись на прилавок книжной лавки «Эльзевир», Виктор Легри читал «Трое в лодке»1. [7]Несмотря на ранний час, с улицы Сен-Пер через открытую дверь уже проникал обжигающий воздух. Накануне метеорологическая станция парка Монсури зарегистрировала температурный рекорд – 38,6°. От зноя в Париже и пригородах уже умерли четырнадцать человек.