Колесница времени - Татьяна Степанова Страница 3

Евгения Савина — Женя, как ее звали все домашние, поднесла к накрашенным розовой помадой губам чашку чая и увидела Данилу Кочергина — своего брата.

Он направился к ее столику и сел напротив, улыбаясь, явно довольный встречей.

— Привет.

— Привет. — Женя отпила глоток чая. — Только что о тебе подумала.

— Правда, сестренка? — Он встал и отошел к стойке бара.

Бармен не стал даже спрашивать у него заказ — все, как всегда: скотч.

Со стаканом виски Данила вернулся за столик к сестре.

— Я знал, что ты тут сегодня, — сказал он.

— Мог бы и позвонить.

— Некогда. Ты же знаешь, у меня строгий учитель латыни.

Латынь и переводы с нее — вот уже год как Данила брал у профессора МГУ уроки по этому предмету. В свое время он два года проучился на классическом отделении филфака университета, но потом учебу забросил. А вот теперь возобновил уроки латыни и литературы в частном порядке. Его сестра относилась к этому спокойно, в отличие от других членов их семьи. Ее тревожило другое.

— Только не ври мне, — сказала она.

— Да я не вру, я прямо с урока.

— Ага, только вот весь рот разбит.

— Это мелочи. — Он отпил виски и поморщился. — Ах, черт, правда щиплет.

— А в тот раз дали в глаз. Слушай, я не понимаю…

— Все ты понимаешь, сестренка.

— Нет, я не понимаю. Ну тот ужас с автомобильными гонками… Я на коленях тебя умоляла прекратить это. И ты, кажется, внял. Понял, как я боюсь… Понял, что я маму каждый раз вспоминаю. Ты прекратил. А теперь вот этот твой бокс.

— Да это просто спорт. Для здоровья, — усмехнулся Данила.

— Это подпольные договорные матчи на деньги. Тебя там покалечат.

— Я сам кого хочешь покалечу.

— Тебя там покалечат! — Женя повысила голос. — Данила, ну я прошу тебя.

— Ну хорошо, хорошо. Сегодня была только тренировка. А потом я поехал читать Катулла и Авсония с профессором. «До чего все забавно получилось — тут мальчишка с девчонкой забавлялся. Шалуна, так велела мне Венера, поразил я копьем своим торчащим».

Женя пододвинула к себе десерт.

— Стишки переводишь для тети специально? — спросила она.

— Угу, — он кивнул. Допил виски и снова отошел к стойке бара — повторить. И опять вернулся, сел, вытянул ноги в тяжелых «берцах».

— Тетю хватит удар, — сказала Женя.

— Не хватит. — Он улыбался. — Тетя у нас здоровая как лошадь. А насчет перевода Катулла, так там вообще мягкий перевод. «Целию мил Амфилен, а Квинтий пленен Амфиленой. Сходит с ума от любви юных веронцев краса… Этот сестру полюбил, тот брата — как говорится. Вот он, сладостный всем, истинно братский союз. Неудержимая страсть у меня все нутро прожигала…»

— Тетю хватит инфаркт, — повторила Женя.

Ее брат пил свой виски.

— Ладно, — сказал он, — когда станет нам совсем невмоготу, то выручит нас старая добрая латынь и римская классика. Ты тут Генку ждешь?

— Да, я ему отправила эсэмэску. У них в департаменте совещание, но он приедет. Скоро.

— Муж за женой, как нитка за иглой, — усмехнулся Данила, — жаль, что ты теперь без машины осталась.

— Ничего. Я пока такси обхожусь.

— Поехали домой со мной.

— На мотоцикле? Да ты напился уже.

— Ничего я не напился. Pisces natare oportet… Рыба посуху не ходит, сестренка.

— Ты же знаешь, что я всего этого страшусь. Что ты ездишь пьяный, что ты гоняешь на бешеной скорости. Выходишь на ринг на этих подпольных матчах, как будто ты в деньгах нуждаешься!

— Зато муж Генка у тебя тихий, ответственный товарищ, — усмехнулся Данила. — Служит вон в департаменте.

— Я и за Генку тоже тревожусь.

— Ну, у тебя планида такая — за всех переживать. — Данила пил свой виски. — Ты вот тут в лобби «Авроры» сидишь и от всех прячешься. Что я, тебя не знаю, что ли?

— Тут хорошо, — Женя вздохнула, — я здесь покойно себя чувствую. Тут какая-то стабильность во всем.

— Ну да, и ни души во всем «Мэриотте». Никто к нам не приезжает. Никому мы не нужны стали. — Данила указал глазами на тарелку с десертом: — Мильфей все такой же потрясный?

— Да, мильфей очень вкусный. Закажи себе что-нибудь. Нельзя же просто пить на голодный желудок.

— Салат «Цезарь» с их фирменным соусом все еще в меню? Или даже здесь уже нет голландского салата?

— Закажи шницель по-венски. Тут это фирменное блюдо.

Данила сидел неподвижно. И его сестра сама позвала официанта и сама заказала для брата шницель по-венски.

— Странно ощущать покой и стабильность в совершенно пустом отеле, — сказал Данила, — но так уж ты устроена, сестренка. Nunc est bibendum… Как говаривал старикан Гораций, — теперь пируем, точнее, пьянствуем.

— Поешь горячего, — посоветовала ему на это Женя, — и потом закажи крепкого чая. Вымой хмель из башки.

— Ладно. — Данила улыбался официанту, ставящему перед ним блюдо с венским шницелем и корзиночку с фирменными дарами отеля — булочками и ароматизированным маслом. — А Генка скоро приедет за тобой?

— Я же говорю, у него совещание. Не раньше восьми, наверное.

— Сейчас только шесть. Так и будешь тут бдить на своем посту?

— Это не пост. Это мой вечерний чай. Традиционный чай в отеле «Мэриотт», — ответила Женя. — Ой, у тебя губа кровоточит!

Она взяла крахмальную салфетку и, протянув руку через стол, приложила ее к губам брата.

Данила выпрямился. Потом забрал салфетку из рук сестры. Промокнул разбитую на боксе губу. А затем взял руку сестры и поцеловал.

Музыка арфы внезапно умолкла.

В просторном офисе, расположенном на втором этаже гостиницы «Москва», ярко горели все лампы. Окно офиса с опущенными жалюзи смотрело прямо на центральный подъезд Государственной думы.

Даже в летние солнечные дни в офисе при выключенном освещении всегда царил полумрак, потому что огромное здание отеля «Москва» отбрасывало тень именно сюда, в сторону метро «Театральная», и тут, как в глубоком ущелье между двумя монолитами зданий, господствовал постоянный сквозняк-ветродуй.

Мимо, мимо от Манежа к Лубянке проносились сотни автомобилей. А тротуары под окнами отеля всегда пустовали. Пешеходов и туристов влекли Тверская, Дмитровка, сквер перед Большим театром, Петровка, а сюда никто не ходил. Тут лишь останавливались дорогие лимузины тех, кто арендовал офисы в отеле «Москва».

Под образами в кожаном кресле за огромным письменным столом, лишенным какой-либо компьютерной техники, но заваленном папками с бумагами и почтовой корреспонденцией, переданной из секретариата на ознакомление, восседала Раиса Павловна Лопырева.