Дверь, ведущая в ад - Евгений Сухов Страница 3

– Я поеду с тобой, можно?

– Может, лучше съездишь к маме? – осторожно предложил я.

– А мамы нет дома, – немного ехидно улыбнулась Ирина. – Она пробудет в Саратове до одиннадцатого января, так что ехать мне просто не к кому. Кроме того, я просто хочу быть с тобой, куда бы тебя ни занесла твоя репортерская судьба…

Ее взгляд был абсолютно серьезным. И правда, чего ей делать дома в праздники одной?

На меня вдруг накатила лирика, и я громко запел:

– Я‑а хочу быть с тобо-ой,

Я‑а хочу быть с тобо-ой.

Я так хочу быть с тобо-ой,

Я‑а хочу быть с тобо-ой,

И я буду с тобо-ой…

Подражание голосу Бутусова мне удалось не очень. Мне вообще не удаются песни, где нужно тянуть голосом, это не мой конек. Я закончил петь, посмотрел в глаза Ирины и сказал:

– Ладно, поехали. – И добавил: – Но только если в машине будет место.

Мы едва успели доесть бутерброды, как позвонил Степаныч и сказал, что они уже ждут у подъезда.

Место для Ирины в машине нашлось…

Даже если бы его не было, я бы посадил ее на колени, правда, она этого не знала.

Степаныч довез нас до места, где можно было на законных основаниях припарковать машину, а дальше по Измайловскому парку мы пошли пешком. Степа уверенно вел нас с Ириной сначала по главной аллее, потом мы свернули на так называемый Измайловский проспект, прошли немного вдоль трамвайных линий, вошли на территорию «луна-парка», повернули налево и оказались в самой запущенной части парка. Похоже, мой неизменный оператор Степа либо знал этот парк, как двор собственного дома, либо получил подробный план маршрута от нашего незабвенного шефа.

Какое-то время мы шли по глубокой и хорошо утрамбованной лыжне, пока наконец не уперлись в полосатую заградительную ленту. За ней кучка людей рассматривала что-то лежащее на снегу недалеко от замерзшего болотца. Само болотце мы видели, а вот что лежало на снегу – не очень.

– Начинай снимать, – коротко сказал я Степе. И услышал еще более короткий ответ:

– Уже…

Мы потопали вдоль полосатой заградительной ленты, приближаясь к взволнованной группе людей. Пройдя еще несколько шагов, остановились, поскольку отсюда было видно, что лежало у болотца на снегу – труп девушки в синих джинсах и куртке. Толстый белый свитер на ней был задран, тело испещрено многочисленными ранами. Судмедэксперт, похоже, уже сделал свою работу и теперь спокойно покуривал в сторонке. Старший оперативно-следственной группы опрашивал свидетеля, оказавшегося первым на месте преступления и вызвавшего полицейских. Им был суховатый пожилой человек в синих спортивных штанах, в зеленом, наполовину расстегнутом пуховике и синей олимпийке с надписью «СССР» на груди и белыми полосками на воротнике. На голове пожилого спортсмена была надета синяя лыжная шапочка с помпоном. В руках он держал лыжные палки. Третий из группы стоял к нам спиной и что-то усиленно писал, прислонившись к стволу дерева, к другой стороне которого были прислонены лыжи старика-«олимпийца». На нас пока никто не обращал внимания. Оно и к лучшему.

Мы сделали еще шаг, другой…

Старший группы, обернувшись на хруст снега, с недоумением посмотрел на нас:

– Кто это? Откуда? Почему они здесь?

– Мы представляем телеканал «Авокадо», – бодро заявил я. – И мы делаем свою работу. Так же, как и вы…

– Работу?! Вы?! Делаете?! Как мы?! – натурально взвился старший оперативно-следственной группы. – Кривуля, а ну-ка разберись с этими работягами…

Тот, что писал, прислонившись к дереву, обернулся, сложил бумаги, сунул их в дерматиновую папку, злобно вжикнул замком и направился к нам. Его взгляд был спокоен, чист и неподкупен…

– А что вы скажете на то, когда увидите, что у меня имеется официальное разрешение? – громко произнес я, обращаясь к старшему.

– Покажите, – безапелляционно ответил он.

Человек с чистым и неподкупным взглядом остановился и посмотрел на меня в упор.

– Да без проблем, – сказал я, ничуть не смутившись, подлез под оградительную ленту, прошел мимо сотрудника с чистым и неподкупным взглядом и неторопливо направился к старшему группы, не забывая все примечать и фиксировать в памяти. Подойдя к нему вплотную, демонстративно залез во внутренний карман, достал свое зеленое удостоверение члена Международной федерации журналистов IFJ и раскрыл его: – Вот, взгляните…

Несколько секунд он внимательно всматривался в мое удостоверение, этого времени мне хватило, чтобы разглядеть труп девушки вблизи. Он лежал на самом бережку замерзшего болотца. Это была еще недавно весьма миловидная девушка лет двадцати двух – двадцати пяти, рыжеволосая, связанная широким скотчем по рукам и ногам. Куртка розового цвета на ней была расстегнута, джинсы также расстегнуты и приспущены, черные колготки порваны, белый свитер и черный бюстгальтер задраны на шею. На груди и животе девушки виднелись многочисленные темные порезы, не смертельные на первый взгляд, но вот посиневшее лицо жертвы явно указывало на асфиксию, то есть удушение, отчего, по всей вероятности, и наступила смерть. Девушка, похоже, отчаянно сопротивлялась, на что указывали сломанные ногти и несколько гематом на теле…

– Что это? – вывел меня из оцепенения голос старшего следственно-оперативной группы.

Я посмотрел на свою корочку и не без гордости ответил:

– Это – международное удостоверение журналиста, самое что ни на есть настоящее. Штаб-кварира находится в Брюсселе, там и телефончик записан. Так что можете позвонить туда и спросить про меня, если не верите.

– А разрешение, о котором вы говорили, где? – последовал следующий вопрос.

– Да вот же, здесь все написано… – Я взял из рук полицейского удостоверение, раскрыл его и зачитал вслух: – «Удостоверяем, что владелец настоящей карточки является профессиональным журналистом, и просим все органы власти, – тут я пропустил несколько слов («а также партнерские журналистские организации») оказать необходимое содействие держателю карточки в выполнении им профессиональных обязанностей». И по-английски тоже написано. Можете прочитать.

Я дружески улыбнулся полицейскому, дескать, все нормально, приятель. Теперь мы можем вместе работать, и никакие обстоятельства уже не помешают нашей теплой дружбе, взаимопониманию и сотрудничеству. Но старший следственной группы все понимал иначе, и вместо ответной улыбки его лицо слегка перекосило от раздражения. Теплой дружбы, похоже, у нас не получилось… А значит, не будет и совместного распития спиртных напитков.

– И что? – посмотрел он на меня без особой нежности.

– Как это «и что»? – искренне (как мне показалось) удивился я. – Вы должны…

– Ничего я вам не должен, – не дал договорить мне старший опергруппы. – Прошу вас немедленно покинуть место преступления и не мешать проведению следственных действий. Кривуля, помоги гражданину журналисту покинуть место преступления… Ты у нас здоровенный, силенок у тебя хватит.