Вакханалия - Юлия Соколовская Страница 3

Что заставило меня подскочить и, еле натянув штаны, на цыпочках понестись к калитке? Извечный поиск сюжета? Или истины?..

Они отошли от калитки метров на двадцать, когда я прилипла к ограде. Их действительно было двое, и они тащили тяжелый предмет. То ли свернутый ковер, то ли огромный рулон рубероида. Не люди, а, ей-богу, тени. Очертания не просматривались — только серые пятна, медленно покачивающиеся в воздухе. По мере удаления они становились еще призрачнее. Двигайся они по прямой, через несколько секунд пропали бы из виду. Но они свернули направо — в Волчий тупик. Обогнули электрический столб, трансформаторную будку и явно намылились в узкий переулок.

Я взялась за штакетины, вытянула голову. Странно это, право. В Волчьем тупике три двора, колючая боярка, крапива, а за ними — бетонный забор, венчаемый не менее колючей проволокой. Не пройдут. Для прохода к берегу или вообще за пределы кооператива нужно одолеть еще один квартал по Облепиховой, а там свернуть в Сосновый переулок, тянущийся параллельно Волчьему, где нет ни одной сосны, но есть ворота, за которыми дорога вдоль реки…

Они еще не исчезли из виду. Я крепко сжала штакетины, встала на цыпочки и высунулась чуть не на середину улицы. Любопытно стало идиотке. Да и как не заинтриговаться — уж больно странно вели себя эти личности. Впрочем, по Сосновому переулку они тоже не пройдут. На воротах казачий пост, а спать служаки не должны — у них контракт, последствия любого налета компенсируются за счет охраняющих…

И тут одна из штакетин сыграла со мной подлянку: не выдержала моего веса и звонко переломилась по трещине. Я успела среагировать перенесла центр тяжести на вторую и не пропорола горло острием. Застыла, в третий раз за ночь скованная ужасом. Видок, наверное, у меня был еще тот: глаза навыкат, ноги в саду, голова на улице…

«Прохожие» остановились. Этот треск и глухой услышит! Развернулись и безмолвно уставились в мою сторону. Я нутром ощущала их взгляды… Но они не могли меня видеть! Ночь, деревья… Ну торчит голова из ограды, да мало ли что там торчит… Не шевелись, приказала я себе, не втягивай голову. Неподвижную они тебя не различат, а вот движение уловят, и тогда наступит крах…

Я даже дышать перестала. Онемела рука — я осторожно нащупала пальцами «здоровую» штакетину, распределила вес.

Незнакомцы еще постояли, потом медленно, словно колеблясь, тронулись прежним курсом — в тупик. Я не стала искушать судьбу. Отлипла от ограды и мелкими шажками потрюхала в дом. Газового баллончика в руке уже не было, обронила где-то. Да и леший с ним. Я влетела в дачку, заперлась, погасила в прихожей свет и принялась впопыхах анализировать свежие впечатления.

Анализировать, собственно, было нечего. Больше испуга, чем приключений. Крики и стоны ничего не значат. Да, кричали не торжествующе. И стон не был сладострастным. Ну и что? Кого царапают чужие проблемы? Меня не видели — в противном случае непременно бы вернулись и насадили на ограду. А раз увидели, но не вернулись, тоже неплохо. Значит, не совершили ничего предосудительного. В каком УК записано, что граждане не должны носить по ночам тяжелые предметы?.. А откуда, кстати, они его несли?.. Улица Облепиховая на севере (справа) завершается аналогичным тупиком. Между мной и забором — пролет метров полтораста. На моей стороне — некая мадам Розенфельд (по кличке Розенштирлиц) — подозрительная особа с полным отсутствием такта. Домина ее напоминает небезызвестный бородинский редут и долговременную огневую точку одновременно. Участок огромный — аж до самого тупика (сынуля оттяпал лет десять тому назад — за бесценок прикупил у соседки-алкашки четыре сотки, халупу снес, имея грандиозные планы на строительство «культурно-оздоровительного центра», да не ко времени помер, оставив матери неохватную ниву). По левой стороне дороги на том же протяжении умещаются сразу два участка. Замыкают Облепиховую владения Зойки Макаровой — сорокалетней мнительной бабы, страдающей длительным «безмужичьем» и приступами анорексии (последней фишкой Зойки были наклейки на руках с запахом ванили; она где-то вычитала, чудачка, что это способствует похуданию). Южнее Зойкиной халупы стоял знаменитый «Дом с привидениями» — бывшая фазенда директора мясокомбината Рихтера. В 1997 году проворовавшийся делец застрелился (по слухам, в сортире), душа его, отвергнутая в райских кущах и не добредшая до ада, перебралась в дом, откуда периодически и терзала мирных дачников. Правда, не кричала, не стонала, а как-то замогильно ухала. Иногда попутно посвистывала. Объяснять Зойке Макаровой и мадам Розенфельд, что завывания господина Рихтера уж больно подозрительно совпадают с порывами ветра, а облицовка особняка периодически рушится, обнажая трубчатые конфигурации, было бесполезно. Они свято верили в привидение.

Напротив меня стоял еще один пустующий дом. Но этот не распадался на фрагменты. Он был снабжен решетками, гаражными замками и являлся потенциальным источником дохода сыновей отбывших в Канаду Фаринзонов. Из этого дома люди выйти не могли по двум причинам: во-первых, я бы это заметила, а во-вторых, открыть дверь можно было, только подорвав ее. То есть с большим запасом динамита.

Рассуждая таким образом, я осторожно поднялась наверх. Ходить по нашей лестнице нужно очень с опаской (в прошлом году ахнула с верхотуры, запнувшись о закатайку, которую мамочка бросает в самых неподходящих для консервирования местах; потом кости собирала). Закутавшись в одеяло, я опять погрузилась в ретроспекцию. Куда понесло этих призраков? В Волчьем тупике три двора, и вроде люди там порядочные. Справа Ромка Красноперов — непризнанный гений в области компьютерных технологий. Мать с отцом похоронил. Выпить не дурак, но разве это преступление? Напротив Ромки — дачка Риты Рябининой, свежеразведенки с большими глазами. Ромка пытался на днях «попастись» на ее территории, но был ли ему с того прок, я не знаю. Скорее нет, чем да — Рита дама тормозная, пока дойдет до нее, чего хочет Ромка, у того все желание пропадет. За сараюшками Риты последний дом Волчьего тупика — с башенкой и карнизом, имитирующим верхушку кремлевской стены. Игорь Марышев и Кира Сургачева — то ли муж с женой, то ли любовники. Лет десять живут вместе, и ничего им не делается. То в городе, то в огороде. То на Антибах, то в Испании. Совсем я не завидую. Мы с Кирой учились на одном потоке. Но так давно, что и вспомнить не могу. Даже не пытаюсь. И судьбы у нас разные. Сургачева двух дней не работала, а я до приобщения к творчеству долгих восемь лет оттрубила в заштатном конструкторском бюро, разгребая ворохи чертежей. И дальше бы трубила, кабы в один прекрасный день не осознала с пронзительной ясностью, что слово «ГОСТ» в моем сознании намертво срослось со словом «погост»…

Поутру я опять стала напряженно думать. Такой уж у меня прескверный характер: из любой нештатной ситуации рождается драма, которую непременно нужно обмусолить. А ведь было еще одно событие! — осенило меня. Маленькое, но тем не менее загадочное. Намедни, в районе четырех часов дня. Я сидела в мансарде, вкушала чай с халвой, глубокомысленно пялясь в монитор, когда услышала шум подъезжающего автомобиля. Он явно проехал Волчий тупик, а это было как-то странно. У меня машины нет (не накопила), у Зойки Макаровой тоже нет. У мадам Розенфельд — подавно. Кто-то в гости? Родня Фаринзонов?.. Я не поленилась, подошла к окну и обнаружила серый «вольво», медленно ползущий по Облепиховой. У моего дома, под развесистой желтолистой березой, она внезапно встала. Хлопнула дверца, и я логично предположила, что сейчас подвергнусь нашествию. Но ничего такого. Защелка на калитке не сработала. Чего там происходило, я не поняла — окаянная береза все загородила. Видать, шофер имел намерения на мой счет, но передумал. Опять хлопнула дверца, машина тронулась, а я осталась в неведении. Перебежка к другому окну ничего не дала: октябрь не самый, конечно, лиственный месяц, но завесы хватает. И укрепрайон мадам Розенфельд не из прозрачного стройматериала.