Хождение по квадрату - Рид Фаррел Коулмен Страница 3

Университет Хофстра

Служба студенческих консультаций.

Лечащий психолог: Майкл Блум, доктор философии.

Пациент: Малоуни, Патрик М., идентификационный № 077-65-0329.

Файл № 56-01-171.

Запись сеанса 11–18 ноября 1976 г.

ПМ: Добрый вечер, доктор Блум.

МБ: И вам того же, Патрик. Вы выглядите напряженным.

(Пациент молчит около двух минут)

ПМ: Извините.

МБ: Извинить? За что?

ПМ: За то, что не говорю.

МБ: Иногда молчание бывает красноречивее слов. Так о чем вы думаете, когда молчите?

ПМ: Ни о чем.

МБ: Ладно, это честный ответ. На прошлой неделе вы обмолвились, что, возможно, захотите когда-нибудь стать писателем.

ПМ: Думаю, стоит попытаться.

МБ: Хорошо. Давайте сейчас и попробуем. Представьте: вы сидите в моем кресле и смотрите на героя, которого вы играете. Он не разговаривает. Напишите или скажите мне, о чем он думает, Патрик. Что творится в его голове?

(Молчание в течение одной минуты)

ПМ: Он напряжен. Он не знает правил.

МБ: Эти правила важны?

ПМ: Всегда.

МБ: Всегда?

ПМ: А как бы иначе он узнал?

МБ: Узнал что?

ПМ: Как быть хорошим пациентом.

МБ: Для вашего персонажа важно быть хорошим?

ПМ: Важнее всего остального. Что может быть важнее этого?

Мне кажется, я не уловил момент, когда пропало мое романтическое отношение к снегу. Таков уж удел любых романтических представлений, не правда ли? Я вспоминаю, как смотрел на снег из окна моей комнаты и думал, что чертовски трудно будет передвигаться. К счастью, я уже обхожусь без костылей, но и с тростью ходить нелегко. Попробуйте как-нибудь сами. Телефонный звонок прервал мое раздраженное созерцание этого явления природы.

— Я нашел ее! — Арон — обычно эмоций в нем не больше, чем в свинцовой чушке, — изверг мне в ухо море возбуждения.

— Хорошо. Я знал, что это ты ее потерял.

— О чем это ты?

— О металлической расческе, которую я одолжил тебе, когда мне было двенадцать.

— Заткнись ты! — заорал он (так всегда бывает при упоминании этой расчески). — Не брал я твою проклятую…

— Ладно, ладно, извини, — сказал я. — У меня плохое настроение.

— В чем дело, опять колено?

— Ну да. Значит…

— Значит, — повторил он. — Ну и что?

— Вот это мило! Ты мне звонишь, не забыл?

— Точно. Слушай, я нашел для нас замечательный магазин.

— Я весь внимание.

Он был почти прав. Магазин был превосходным. Он находился в северном Вестсайде, в Манхэттене, на Колумбия-авеню, двумя кварталами севернее Музея естественной истории. Эта территория, по сведениям Арона, очень высоко котировалась в качестве будущего злачного заповедника. Арендная плата для Манхэттена небольшая, есть возможности для развития. Владелец винного магазина желал продать нам оборудование за гроши.

— Ты не понимаешь? — рявкнул Арон в ответ на мое молчание. — Нам не придется немедленно вкладывать большую часть капитала в строительство. Это дает два преимущества. Во-первых, мы сможем выделить больше денег на закупку товара. Во-вторых, это дает нам время, чтобы заполучить собственных надежных клиентов, обслуживая прежних покупателей.

Наконец я заговорил:

— Сколько?

Он захмыкал и забормотал, прокашлялся и выложил новость. Да, предложение было великолепное, но нас отделяли от коммерческого счастья несколько тысяч долларов.

— Ты уверен, что Мириам нам не поможет? — спросил он, имея в виду нашу младшую сестру.

— Не она, — в сотый раз объяснил я. — Она бы помогла.

— Знаю, знаю, — согласился он, — это Ронни. И зачем только она вообще вышла за него замуж?

— Она любит его. Он красивый. Он заботливый, и он доктор.

— И только-то? — пошутил Арон. — Слушай, этот парень готов дать нам еще несколько недель, чтобы мы выпутались с деньгами. Дай мне знать, если тебе что-нибудь придет в голову. Целую.

Кое-что мне действительно пришло в голову: выпрыгнуть из окна. Но снега выпало недостаточно, чтобы смягчить падение. Печальные известия вкупе с хронической болью наводят человека на странные мысли. Единственная роскошь, которую я в моем нынешнем положении мог себе позволить, — это размышлять. Со времен учебы в колледже я нечасто это делал. Нет, я не хочу сказать, что полицейские тупые или вообще не думают. Просто стоит втянуться, и работа для рядового полицейского становится рутинным делом, где все зависит от быстроты реакции и силы. Боль пробудила давно молчавший внутренний голос. Но тут раздался еще один звонок.

— Ну, как колено? — радостно прохрипел Рико Триполи.

Рико Триполи был самым старым моим приятелем в Управлении. Мы в один год закончили академию, но там знакомы не были. Когда после стажировки нас определили в полицейский участок 6–0 на Кони-Айленде, мы с Рико сразу сошлись, потому что оба были бруклинскими парнями без всякой «лапы»: ни влиятельных дружков, ни родственников — никого, кто способен выбить доходное местечко или помочь в трудной ситуации… Так вот, мы оберегали друг друга. И до сих пор это делаем. Даже после того, как шесть лет назад разошлись по разным местам, встречаемся за обедом пару раз в месяц.

— Колену было бы легче, если бы не приходилось вставать и отвечать на проклятые телефонные звонки. Как дела?

— Потихоньку, — сообщил он.

— Как поживает Специальное подразделение по борьбе с автомобильными преступлениями?

— Я поймал за хвост удачу! Мы работаем над одним делом — сущий трамплин для продвижения по службе. Через год, — похвастался Рико, — буду полировать золотой жетон!

— Фиг ты от них получишь. При таком бюджете город не сделал бы тебя детективом, даже если бы ты расследовал дело о похищении ребенка Линдберга или решил загадку Сфинкса.

— Поглядим.

— Давай жди. Послушай, приятель, насчет обеда, я…

— Я тебе звоню по другому поводу, — перебил Рико. — Кстати, жена номер два вполне спокойно относится к мысли пойти куда-нибудь поужинать.

— Почему бы и нет? Ты ведь ее встретил на какой-то вечеринке.

— Верно, я тогда был еще женат на жене номер один.

— Вот-вот. Ладно, что там у тебя?

— Как у тебя и твоего лысого братца обстоят дела с наличностью?