Дар великой любви, или Я не умею прощать - Марина Крамер Страница 3

Смешно, да?

Да…

Появления Алекса я боялась по двум причинам. Во-первых, не была готова, успела отвыкнуть, забыть, смириться. Во-вторых, Михаил Борисович. Если Алекс унюхает – с его-то чутьем и интуицией, – проблемы начнутся у всех, начиная с меня.

Да, между нами ничего нет и почти ничего не было в прошлом – если не считать пары ночей, проведенных в постели. Однако по какой-то странной логике Алекс считает, что я принадлежу ему. Как и все, чего когда-либо касались его красивые руки пианиста с длинными гибкими пальцами. Его логика всегда была выше моего понимания, да я уже давно и не стараюсь понять. Мне – не нужно. Хорошо бы, еще и сам Алекс считал так же.

Ранним утром телефонный звонок заставил меня оторваться от сладкой полудремы-рефлексии и взять трубку. Так и есть – почтенный старец:

– Здравствуй, Мэри. Как прошла ночь?

– Спасибо, хорошо.

Молчание. Долгое, тягучее – как кисель. Ну, чего ему надо от меня?!

– Ты сегодня работаешь? – нашелся наконец подходящий вопрос у Михаила Борисовича, и я скорчила своему отражению мерзкую рожу, как будто могла таким способом переадресовать ее звонившему.

– Я всегда работаю.

– А ведь нужно отдыхать, ты так надорвешься! – О черт, зачем я это сказала?! Теперь начнется эпопея с турпутевками – как пить дать. Я не ошиблась – буквально тут же мой собеседник решительно заявил: – Если тебе удобно, то уже послезавтра мы могли бы полететь куда-нибудь, где тепло и солнечно, где есть море и пляжи…

– Так, стоп-стоп-стоп! – решительно перебила я, пока старичка не унесло окончательно. – Во-первых, я работаю. Во-вторых, мне противопоказан морской климат, а в-третьих, я никуда не собираюсь с вами. Надеюсь, это понятно? – И скоренько бросила трубку, чтобы больше ничего вообще не слышать.

С подобным предложением престарелый мачо уже неоднократно подкатывал ко мне, однажды даже прислал конверт с оплаченной путевкой на горный швейцарский курорт, который я разорвала на глазах изумленного до немоты посыльного. Михаил Борисович изволил потом сильно гневаться, даже голос себе позволил повысить в телефонном разговоре, однако утих на какое-то время. Значит, решил повторить попытку. Есть же люди, которым ничего невозможно объяснить…

Засунув телефон куда-то в стопку постельного белья в шкафу, я вышла в кухню и машинальным движением нажала кнопку электрического чайника. Джезва, кофемолка, запах свежего кофе, первая утренняя сигарета… Все как всегда. Любое мое утро похоже на другое, как спички в коробке, – ничего не меняется. Но это, думаю, к лучшему. Ритуал не дает мне выпасть из рабочей колеи даже после таких вот звонков.

Зато в этой жизни есть некто, кому наплевать на мои попытки уравновесить свою жизнь.

Я уже вышла из душа и как раз заматывала голову полотенцем, когда в дверь позвонили. Могла зайти Марго, и потому я не удосужилась даже в глазок посмотреть, отученная от подобного действия домофоном. В распахнутой мной же настежь двери показался – ну да, правильно. Как всегда, в своем репертуаре: весь в черно-белом, неизменный тонкий шарф на шее, зонт-трость в руке – шел дождь, судя по стекавшим с зонта каплям. Март, называется…

Даже тонкий шрам через весь подбородок не сделал Алекса ни на грамм менее красивым. Сердце мое в какой-то момент перестало биться. Черт возьми…

Я его не звала, не ждала и – более того – боялась, а потому попыталась захлопнуть дверь, но куда там – он уже стоял в прихожей и привычно шарил рукой по стене в поисках выключателя. Свет вспыхнул, ударив по глазам, я зажмурилась, в очередной раз совсем не к месту подумав, что надо бы сменить лампочки в плафоне на менее яркие. А Алекс уже поставил зонт в угол, сбросил на вешалку плащ и шагнул ко мне, взял за плечи холодными руками, притянул к себе:

– Ну, не успела убежать, Мэ-ри?

Холод его рук привел меня в чувство, и я запоздало и совершенно по-идиотски завизжала. Он же только рассмеялся, не выпуская меня.

– Ты все такая же, Мэ-ри. Открываешь, не спрашивая, потом каешься и проклинаешь себя. Хорошо, что это я – а ведь мог быть кто-то еще. Или я не прав? – Он чуть отстранил меня и требовательно заглянул в глаза. Я попыталась вывернуться, но бесполезно – хватка у Алекса всегда была железной. – Ты не рада мне?

– А должна?

– О, все в порядке – это по-прежнему ты. Только тебе приходит в голову отвечать мне вопросом на вопрос.

– Отпусти меня. – Я, как могла, прятала глаза, чтобы он случайно не прочитал в них, как неумело я сейчас пытаюсь обмануть его. Или себя?

– Хорошо. Я отпущу тебя, Мэ-ри.

Он убрал руки, и я сразу отскочила к противоположной стене. Алекс снова усмехнулся, но уже как-то невесело. В его глазах мелькнуло так хорошо знакомое мне выражение тщательно скрываемой ярости. Как же он красив в такие моменты… Признаюсь честно – порой я специально выводила его на эмоции, только чтобы видеть таким, замирать от восторга и бороться с собой, стараясь не показать своих чувств. Глупо, знаю…

– Ты не пригласишь меня войти?

– Ты уже вошел, – буркнула я, запахивая халат на груди. – Надеюсь, помнишь, где кухня, мне нужно одеться. – Но он не пустил меня, потянул за собой в сторону кухни.

– Побудь со мной. Я только вошел – а ты уже стараешься убежать.

Я покорно вздохнула, в душе проклиная себя за навалившуюся вдруг слабость и бесхарактерность, никогда прежде мне не свойственную. Мы оказались в кухне, и Алекс безошибочно угадал мое любимое место. Хотя – что там гадать, я и в квартире Марго, точно такой же по планировке, всегда сидела именно в этом углу между окном и столом. Я даже мебель передвинула у себя, чтобы образовалось уютное местечко. Одинокие вечера, если оставались силы, я коротала именно тут – забрасывала ноги на батарею, ставила рядом на столе пепельницу, спиртовку с джезвой, иногда – ноутбук, курила, пила кофе, что-то пыталась писать – или просто глядела в стену. В такие моменты меня окружали призраки моего прошлого – отец, муж, любовник, еще какие-то люди… И венец всего, разумеется, Алекс, сидящий сейчас у окна и чуть насмешливо глядящий на меня.

– Кофе? – Я отвернулась к плите, но он вдруг позвал изменившимся голосом:

– Мэри, посмотри на меня.

Я повернула голову – он смотрел на меня в упор, словно нанизывая на спицу, – до того мне почему-то стало больно внутри. Я знала эту его манеру, знала, что он любит напускать на себя флер мистики, окутываться, как плащом, какими-то полунамеками. Раньше, особенно первое время, меня это пугало. Потом я перестала реагировать, чем злила его несказанно. Сейчас мне уже почти все равно…

– У тебя болит внутри, Мэри. Ты устала быть одна.

– Тоже мне – новость, – спокойно отозвалась я, снова отворачиваясь к плите и включая ее.

– Почему ты одна, Мэри? Неужели за все это время не встретился достойный человек? – А в голосе-то прямая насмешка, намек на то, что с ним никто не сравнится. Самовлюбленный павлин…